И как видите, по сию пору жив, нашел хорошую жену, у меня дочка, она работает в Париже, я сохранил бар и гостиницу, что оставили мне родители.
Жалко, что Брель умер, а не то я бы тоже попробовал, вдруг бы он спас и меня. Он споет мне подходящую песню, и я угомонюсь, забуду, что должен убить снова, явлюсь в полицию, с вами, господин судья, мы коротко знакомы, и кто знает, может, через тринадцать или четырнадцать лет женюсь на вашей лучшей подруге, которую тем временем бросит муж.
Вот и опять я отклонился от темы. Из‑за Бреля и месье Армана у меня из головы вылетело мое собственное расследование, а впрочем – почему бы и нет, – вдруг настоящим открытием окажется чудо 64‑го года.
В понедельник, 10 мая, все повторилось в точности как две недели назад: ожидание в кафе, лифт, улыбающаяся секретарша. Добрый день, подождите минутку, я узнаю, здесь ли он, пожалуйста, проходите, вторая дверь налево.
За второй дверью налево был просторный кабинет с паркетным полом и мебелью – ровесницей здания, источавшими аромат воска и изысканности. Однако рыжий паренек таки сделал карьеру!
– Toi?1 – воскликнул он при виде меня.
Я не разобрал, было ли это простое удивление или замешательство и страх, оттого что он видит перед собой преступника. Читает ли он итальянские газеты? Может, видел мою фамилию в сочетании со словом «убийца»?
Как бы там ни было, он ни о чем не расспрашивал, если не считать обычных вопросов, которые задают старым знакомым.
Мы сразу перешли к делу.
Я расстегнул часы и положил перед ним на письменный стол:
– В этой флэшке вирус, «троянский конь», он делает уязвимой систему защиты от несанкционированного доступа. По крайней мере мою: после трех попыток все равно входишь. Я хочу тебя попросить, выясни все, что можно, про этот вирус: кто его изготовил, часто ли он встречается, когда попал ко мне в компьютер…
– А сам ты разве больше этим не занимаешься?
– Да как‑то не очень. И потом, это прямо подстава. Я пробовал разобраться, но не тут‑то было, и тогда подумал, может, ты…
– И только ради этого ты приехал во Францию?
– Ну, не только, – отвечал я уклончиво.
Патрик потянулся, чтобы вставить флэшку в USB‑порт в своем компьютере, но я его остановил:
– Единственное, что мне удалось выяснить, – этот вирус страшно заразный, моментально поражает такие части оперативной системы, о существовании которых ты даже не подозревал.
– Тогда оставь память: пойду проверю ее в надежном месте, где вирус далеко не распространится.
– Все еще хакер?
– В жизни этим не занимался, – улыбнулся он. – Увидимся в четверг, оставь телефон: если что‑нибудь выяснится раньше, позвоню.
Я дал ему визитку своей гостиницы и написал номер комнаты.
– И как же ты теперь без часов?
– Куплю другие, – ответил я. Но если откровенно, нелегко мне было расстаться с этой штуковиной. Три года мы были с ней неразлучны и, в виде единиц и нулей, в ней сохранялась частица моей жизни.
Я вышел, и начался новый день моих скитаний. В библиотеке меня дожидался Эдмон Дантес. Когда объявили, что читальный зал закрывается, я все еще пребывал в XIX веке, в гуще парижских интриг, и в их гуще проведу завтрашний день: если б дед был жив, вот бы расспросить его, как он представляет себе Париж, ведь за всю жизнь он выезжал только в свадебное путешествие, в Лигурию.
В среду около трех пополудни Моррель и Валентина под знаком мудрого изречения «Ждать и надеяться» простились с графом, а я закрыл книгу и сдал ее славной библиотекарше, которая в предыдущие дни всегда откладывала для меня мой экземпляр и уже видела во мне старого друга. |