Неожиданно выяснилось, что, воспитывая щенка, Женя-сан старается не для себя, а для Большого Лени. Мама выкормила для Лени котенка, а он подарит ему правильно воспитанного щенка. Как сосед соседу. Потому что лично ему такой щенок не нужен. Женя-сан привык иметь дело с настоящими породистыми собаками, а не с теми, чья порода видна только издали. Но для Большого Лени породистость собаки большого значения не имеет. Для него главное — сторожевые качества пса. А это Женя-сан обеспечит. Чтобы Женины усилия по закаливанию щенка в луже не пропали даром, его нужно передать настоящему хозяину в возрасте месяца. Только в этом случае щенок со временем превратится в преданного и надежного сторожа дома, где ему предстоит жить.

И Женя-сан стал стучать Большому Лене в окно и говорить: «Забери щенка! Забери щенка!»

По правде говоря, Большому Лене щенок был не очень нужен. То есть вообще не нужен. У Большого Лени уже были автомобиль и Пулькин котенок. К тому же у него раньше никогда не было собак. Хотя во дворе Лениного дома и стояла собачья будка, она досталась ему вместе с домом от старых хозяев. Однако Большой Леня решил проявить уважение к Жене-сану, почесал в затылке и прислал свою маму Веру за щенком. Вера принесла щенка в свой двор, привязала к будке и ушла.

Щенок был очень маленьким, будка — очень большой, а веревка — очень толстой.

Всеми покинутый, щенок заголосил. Заголосил по-щенячьи, тоненько и жалобно: «Не бросайте меня! Ох, не бросайте!

И отвяжите, отвяжите!» Вера вышла из дома и принесла ему воды. «Ты что же это орешь, как маленький? — возмутилась она. — Ты теперь здесь жить будешь. Один, без мамки. Сторожить дом будешь. И нечего орать!» Пока Вера говорила, щенок вилял крошечным хвостиком и только изредка поскуливал — от радости, что он не один. Но Вера, сделав щенку внушение, опять ушла в дом. И щенок снова заголосил. Вера вышла и отвязала его от будки. Пока она была во дворе, щенок бегал за ней на дрожащих лапках почти неотступно и молчал. Но скоро это счастье кончилось, его опять привязали, и он снова стал жаловаться на жизнь.

— Он еще маленький. Ему нужно чье-то присутствие: собачье или человеческое — все равно. Неужели непонятно? — сердилась мама.

Настоящий ужас начался ночью.

Оставшийся в чужом темном дворе, щенок уже не просто жаловался. Он отчаянно вопил срывающимся голосом: «Ау-ау-иии! Ау-ау-иии!» — «Боюсь! Боюсь! Боюсь! Хочу к маме! Хочу к маме!» — «Ау-ау-иии!»

Эти звуки разрывали воздух в клочки и прогоняли всякое подобие сна.

— Мам, ты не спишь?

— А ты?

— И я не сплю. Они что — с ума все сошли?

— У них просто нет никакого ума. Идиоты! — Костик давно не слышал, как мама ругается. — Не думать они учатся!

С другой стороны дома залаяла Диана. Ее лай был необычным — высоким и пронзительным, переходящим в визг. Она металась по клетке, ища выход. И скоро стали слышны надрывные звуки лая не со двора, а из огорода — совсем с другого конца усадьбы.

— Ты слышишь? Диана вырвалась!

Костик вспомнил про силу собачьей страсти, способной преодолевать двухметровые заборы. Вспомнил Гришкино пророчество: «Лучше бы получился олень!» — и понял: ничего хорошего не будет.

Все звуки, кроме плача щенка, отступили. Было слышно, как по двору ходит Женя-сан. Видимо, он поймал собаку и тащил обратно к клетке. Два месяца тренировки все-таки не прошли даром, и Диана покорно следовала за воспитателем, стараясь некоторое время не отзываться на призывы своего несчастного ребенка.