Изменить размер шрифта - +
Они приходили в поместье, но Бейндор сказал, что пострадавшая женщина — его жена, и спросил: «Она подала жалобу?» Когда они ответили отрицательно, он задал вопрос о другом пострадавшем: обратился ли он в суд? И ответ снова был «нет». Тогда он сказал, что это семейное дело, сугубо частное, и полиции нечего совать в него нос.

Я не видел его почти шесть недель и думал, что он уехал за границу. Но однажды он ворвался сюда и потребовал встречи с моим отцом. В то время отец начал понемногу отходить от дел и частенько проводил время в свое удовольствие — он перестраивал дом, а чтобы расширить клинику Гленды, купил соседнее здание, с которым у клиники была общая стена. Отец хотел сломать эту стену и обустроить уютную квартирку для Гленды и комнату отдыха для персонала. При такой перепланировке можно было бы оборудовать еще восемь одноместных палат. Он носился с этой идеей, как ребенок с новой игрушкой. Мама сказала: «Оставь его в покое. Ты справишься в фирме сам, а он сейчас так счастлив!»

Итак, как я уже говорил, Бейндор ворвался сюда, как разъяренный бык. Он стоял там, где ты сейчас сидишь, а я сидел здесь. Я не встал, хотя обычно делал это, приветствуя входящих в кабинет клиентов. «Где ваш отец?» — спросил он, и я соврал, ответив: «Дома. Он простудился и лежит в постели». Последовало долгое молчание, прежде чем он сказал: «Кто позволил вам забрать мою жену из больницы и поместить в клинику своей сестры?» Сейчас я удивляюсь, как я посмел так ему ответить, но я сказал: «Поскольку вы почти до смерти избили свою жену, и вам явно было все равно, что с ней будет, я сам принял решение перевезти ее из больницы в более спокойное место».

«Вы не имели никакого права!»

«У меня были все права, — ответил я. — Мои действия продиктованы человеческим состраданием. Ей нужен индивидуальный медицинский уход».

Он снова долго молчал, а потом произнес: «Со слов врача я понял, что ей требуется еще и помощь психиатра, поэтому я перевожу ее в «Конуэй-Хаус».

Услышав это, Джеймс, я моментально вскочил на ноги и вскричал: «Конуэй-Хаус»! Да вы в своем уме? Хотите заточить ее в монастырь? Ведь это же практически психиатрическая клиника под вывеской частной лечебницы!»

«Не психиатрическая клиника, а лечебница для пациентов с расстроенными нервами, а у моей жены нервы сейчас очень расстроены. Так что будьте любезны, позвольте мне перейти к делу, которое я пришел обсудить с вашим отцом. Поскольку его нет, мне придется говорить с вами. Вы когда-нибудь слышали о «Зефир бонд»?»

Помню, я не сразу смог ответить: «Зефир бонд»? Да, конечно».

«Зефир бонд» — это было то, что осталось от компании, приобретенной его отцом много лет назад. Она никогда не приносила большого дохода, хотя работала стабильно, но, какова бы ни была ситуация на рынке, никогда не вырывалась на первые позиции. Он продолжил: «Я хотел бы передать это дело полностью под управление вашего отца или ваше, так как, видимо, к несчастью, именно вы сейчас ведете дела. Вы будете выделять для моей жены по пять фунтов в неделю — ни больше ни меньше — из средств этой компании. Эти деньги вы будете перечислять заведующей «Конуэй-Хаус», пока моя жена будет там, или любому другому заведению, куда они сочтут необходимым ее перевести. Я католик и не могу развестись с ней, но я больше ничего не желаю слышать о ней. Никогда. На тот случай, если когда-либо в будущем она захочет посетить поместье, я дал указания — строгие указания, — чтобы ее вышвырнули вон. Если же она будет сопротивляться и пытаться любыми способами встретиться с ребенком, я подам заявление в суд и лишу ее родительских прав на основании того, что она нарушила супружескую верность».

Быстрый переход