Изменить размер шрифта - +

Я негромко кашлянул и проговорил:

— Собираешься до Густери, Сема? Так ты того... ты до него уже добрался. Вот он, стоит рядом с тобой. Только он теперь приобрел вид благообразный и ухоженный, не то что раньше — чистая волосатая горилла...

Артист аж поперхнулся. Перевел взгляд на находящегося перед ним атлетичного, стройного человека без признаков ожирения, которые так явно проступали у Арбена Гусеницы. Рассмотрел его непрерывно шевелящиеся пальцы, глянул в темные глаза... Густери как ни в чем не бывало белозубо улыбался во все тридцать два зуба, тоже явно не естественного происхождения. Артист выговорил:

— Он что — перекроил себе физиономию?

Густери продолжал ухмыляться. Самообладание у этого мерзавца еще то.

— А что, я не могу себе позволить небольшой косметический ремонт физиономии и фигуры? — сказал он. — Я слышал, Леона Ламбера, замечательного соотечественника месье Картье, тоже изрядно подлатали в вашей российской закрытой клинике. Не правда ли?

Говорил он так, будто внезапный визит вооруженных людей, приведший к стрельбе и человеческим жертвам, — для него самое обыденное, практически повседневное дело. Впрочем, он и на самом деле стреляный воробей, кровь и огонь для него привычны... Я посмотрел на это спокойное холеное лицо, и вдруг почувствовал, что с трудом превозмогаю в себе желание разрядить весь рожок а эти бесстыжие глаза. А Док сказал от дверей:

— Ламбера, может; и подлатали. А вот тебе, Густери, никой пластический хирург не поможет, если ты не скажешь, где Муха и Боцман. И вообще — у нас к вам масса вопросов, Густери.

— Док, Артист; осмотрите дом, — приказал я. — Всех, кто может еще тут оказаться, нейтрализуйте. А я пока побеседую тут с этими господами. Да, Док, позвони и предупреди Шаха. Пусть пришлет вертушку на плато, где мы наш вертолет оставили, и подгребает сюда с бойцами.

— Ясно.

Док и Артист вышли из помещения.

— Надо же, какая тут намечается встреча титулованных особ, — пробормотал Ламбер, не свода глаз с Эмира и Густери, — Эмир против Шаха... Просто съезд монархов какой-то.

— Все отойдите к стене, — приказал я, не опуская автомата, — все к стене, немедленно! Если кому-то непонятно, могу перевести на иностранные языки, чтобы потом не пеняли. By компрене, месье Картье?

— Да, — выговорил тот и, став лицом к стеке, так и застыл.

Густери смерил его насмешливым взглядом и сказал по-французски:

— Ну ты прямо как на расстрел встал, дорогой. Расслабься, он же не из НКВД, сразу на месте уничтожать не будет, — последние слова наркобарон-полиглот произнес уже на русском языке. — Черт побери, ну и надымил же ты тут, парень. Зачем портить красивый интерьер? Как говорится в пьесе Гоголя, Александр Македонский — оно конечно, герой, но зачем же стулья ломать, верно?

— О Гоголе как-нибудь в другой раз. Где мои друзья? Они живы?

— Да живы, живы, — сказал Эмир с досадой. — Ваши друзья, уважаемый, такие же невежливые и неотесанные, как и вы. Устроили мне в доме переполох, сломали ворота, из-за них пришлось испортить хороший грузовик... Ну что вы на меня смотрите? Я, конечно, понимаю, что сейчас вы в выигрышном положении, но все равно выскажусь, как считаю нужным. Ну, спрашивается, что нам стоять у стены? Ваш друг все равно нас обыскал. Давайте присядем к столу, переговорим, обсудим интересующие вас вопросы. Я, конечно, человек восточный, но предпочитаю все проблемы решать корректно и в духе мягкой европейской дипломатии. Прошу Вас, садитесь к столу. Если бы вы не поспешили убить Керима, он принес бы нам еще закусок и добавил бы вин. Вы какие напитки предпочитаете?

Я молча сел к столу и положил перед собой автомат. Эмир уже совершенно овладел собой и смотрел на меня почти благожелательно, как будто я пришел к нему в гости в общем порядке, а не таким.

Быстрый переход