А Шлегель был «вставными зубами» этих старых шакалов, поскольку свои зубы у них давно уже стерлись и обломались.
Шлегель презрительно поморщился:
— Дело проще пареной репы. По сравнению с теми заданиями, которые я получаю от Старшины, эта заказуха — детская забава.
— А если Старшина узнает?
— Откуда?
Славный посмотрел на друга поверх очков.
— Борисыч, ну ты же умный мужик. Сам понимаешь, что со Старшиной лучше не связываться.
Шлегель небрежно махнул сигарой:
— Да ладно, старый, не менжуйся. Ни хрена он не узнает. Если, конечно, ты не расскажешь. И потом, мало, что ли, залетных в Москве бывает?
Славный поправил пальцем съехавшие на нос очки и с ухмылкой произнес:
— Помнится, одного такого залетного Старшина собственноручно порезал на куски и скормил своему волкодаву.
— Не волкодаву, а ротвейлеру, — педантично уточнил Шлегель. — Но это потому, что залетный был дурак. Его рожа на пяти видеокамерах засветилась. Кто так работает? Только лохи из Сыктывкара.
— Откуда?
— Из Сыктывкара.
Славный улыбнулся.
— А почему именно из Сыктывкара?
— Да потому что Сыктывкар находится у черта в жопе. И живут там одни дикие лохи, покрытые шерстью.
— Не такие уж они и дикие. А насчет шерсти, так ты тут любому псу фору дашь.
Шлегель покосился на Славного:
— Обидеть хочешь, да?
— Что ты! Разве я похож на самоубийцу?
— Вообще-то да, — с усмешкой ответил Борис Шлегель. Он зевнул, поднял руки и хорошенько потянулся. Затем повел могучими плечами и лукаво посмотрел на приятеля:
— А что, Серж, та контора, о которой ты мне говорил, еще работает?
— Какая? — не понял Славный.
— Ну эта — «кудрявые локоны, бархатистая кожа».
Славный слегка покраснел, затем кивнул:
— Работает.
— А что, если нам немного… того? А?
Они «со значением» и слегка смущенно посмотрели друг на друга. Дело в том, что у приятелей имелась одна нездоровая наклонность, за которую они — узнай об этом кто-нибудь — здорово бы поплатились. Оба они питали преступную симпатию к юношам. Благодаря обширным знакомствам Сережи Славного, время от времени платоническая любовь на расстоянии переходила у друзей в весьма осязаемые действия, за которые Шлегелю приходилось здорово раскошелиться. А говоря проще — знакомый Сережи Славного держал выездной бордель, в котором «работали» подростки.
— Если хочешь, я позвоню, — сказал Славный.
— Давай, — кивнул Шлегель.
Славный взял телефон и набрал заветный номер.
— Алло, Котела?.. Привет! Серега беспокоит… Да, он самый. Слушай, у тебя там есть что-нибудь свеженькое?.. Ну как тебе сказать: чем свежее, тем лучше… Что?.. Гм… Подожди, спрошу у приятеля. — Славный прикрыл микрофон ладонью и спросил у Шлегеля: — Есть один. Ты его не знаешь.
— Сколько?
— Семнадцать.
— Я говорю, сколько стоит?
Славный убрал ладонь:
— Алло, Котела, а сколько стоит это удовольствие? Гм… А не многовато? Сам знаю, что жизнь дорожает. Но твои услуги опережают все мыслимые и немыслимые инфляции. Ладно, подожди, спрошу. — Славный вновь закрыл трубку рукой. — Слышь, Борисыч, это удовольствие обойдется нам в четыреста «зеленых». Что ответить?
Шлегель задумчиво почесал пальцем переносицу, вздохнул и кивнул:
— Ладно. |