— Леша, что сгорело?

— Дело! — выдохнул рыцарь.

Послышалось тело, его тело. То, что предстало перед моими глазами, было ничто в сравнении с ужасами ожогового отделения, где я временно помогала тете, как санитарка.

— Ты сгорел? Ты… обгорел? А… какова зона поражения, какой степени? Ты где лежишь? — он молчит. Стоит ли говорить, что мое воображение в эти секунды лишило его дыхания и сил для последних слов.

— Леш, Лешик! — закусила губу, чтобы не зареветь в голос. — Ответь мне ты где?

— Я здоров. Мое дело сгорело, — болезненно выдохнул он, — мой кабинет сгорел! Аппаратура, инструменты… Все!

— Как?

— Синим пламенем. Все, слышишь, все кануло! Мои кредиты, мои клиенты, мои сбережения… Черт!

— Леш, Лешенька… — я чуть не рассмеялась от счастья, что жив и здоров, не обгорел, дымом не надышался. Вытерла набежавшие слезы и нетвердой походкой переместилась в кабинет Богдана Петровича. Здесь висят фотографии моего родного города, придающие мне силу и уверенность. В прошедшие месяцы пребывания в этом доме я готовилась к сложным разговором с главой семьи Краснощек здесь, и именно здесь же их проводила. Смотрю на снимки и в сотый раз благодарю высшую силу за то, что родные мои живы и бушующий в телефоне Леша не пострадал.

А он все рассказывает, как горели те склады, как пламя из-за пожарных перекинулось в сторону двухэтажных строений на территории рынка. И хоть бы одна тварь позвонила раньше, до того как возгорание возникло на первом этаже. Но позвонили с опозданием. И все что он успел вынести и открутить, это малые крохи в отличие от того что осталось внутри.

— Материалы, клиентская база данных, снимки, протезы… стол!

Я дала ему еще минут десять, в течение которых поняла, что все сгорело двадцать четыре часа назад, до этого он подрался с кем-то из пожарников, потом с кем-то из арендодателей повздорил и попал в СИЗО. Оттуда его вытащил партнер. Я удивилась, подумав будущий, оказалось бывший. Так как партнер ничего не подписывал, а лишь спонсировал, то хочет забрать свою часть из сохранившегося и отчалить, оставив Алешу разбираться с кредиторами, страховщиками, клиентурой и прочей мишурой. Потом с Наташей поссорился. Потому что она, видите ли — так и знала, что у него ничего не получится и начала собираться к маме, домой.

Димке моему не звонил, других дружбанов дергать не хочет, ведь, они его не поймут, как и раньше не понимали. Вот и осталось, что звонить мне. А вообще он сидит в заброшенном парке, недалеко от ментовки, рядом бутылка водки и осколки разбитого телефона, который уже не пытается наорать на него требуя ответа.

— Лешик, ты умница. — Это было первое, что я смогла произнести за двадцать пять минут его ругани и единственное, что заставило его выпасть в осадок.

— Ты не напился в зюзю, не подрался…

— Но…

— Шшш, если ты не сидишь подследственным, то можно сказать и не дрался вовсе. Бутылка водки рядом, считай для растирания, кулаки явно в крови так?

— Так.

— Вот и смажешь, чтобы обошлось без заражения. Тебе сейчас нужны: ясная голова и целые руки.

— Чтобы вернуть долги. — Горько выдохнул он. — Там такие суммы…

— Чтобы возродить свое детище из пепла. — Возразила я. — Не считай это долгами, пусть это будет твой вклад в мировые ошибки. Скажем так, ты позволил сжечь Москву, чтобы выиграть войну.

— Это когда было, Ольчик…

— Хорошо, давай ближе к нашему времени.