Был еще, конечно, вариант, что объявление привлечет дамочек, желающих подобраться поближе к графу, а таких — слава Богу! — было предостаточно.
Но даже в самых радужных грезах он не мог надеяться на то, что судьба приведет к нему такую очаровательную девушку.
Представляя ее рядом с Элис, граф не мог удержаться от мысленного сравнения обеих девушек с богинями, снисшедшими к нему с Олимпа.
Красота обеих была самобытна. Элис походила на свою мать — такая же жгучая брюнетка, как впрочем и сам граф, и все Инглтоны. По контрасту с волосами кожа ее казалась ослепительной белизны, а глаза были зеленые, как альпийские луга.
Сидящая же перед графом Джина была золотоволосая, как Аврора, глаза ее были цвета летнего неба, и его сиятельство подумал, что появившись в свете вместе, девушки, несомненно, произведут фурор.
Однако в то время как Элис постоянно находилась в состоянии, близком к прострации. Джина, напротив, излучала жизненную силу, словно солнечный луч, играющий всеми цветами радуги в капельке росы.
«Кажется, на меня напало поэтическое настроение», — попробовал подвести итог своим размышлениям граф, но избавиться от мысли, как обе девушки будут смотреться рядом, не смог.
Наконец он позвонил и как можно более нейтральным тоном сказан Джине:
— Все подробности вы сможете обсудить с Уодкинсом. Он же просветит вас относительно денежного содержания. — Он снова протянул руку к звонку, висящему у камина, и Джина быстро произнесла:
— Еще одно слово, милорд…
— Слушаю вас.
— Можно… можно, нянюшка поедет со мной? Она была со мной с тех пор, как я родилась… И она не захотела покинуть меня… даже если б я смогла дать ей пенсию…
— Выходит, у вас совсем нет денег?
— Нет… И я не могу оставить нянюшку. — В ее словах было столько искренности, что граф снова невольно проникся к ней сочувствием.
— Полагаю, ваша нянюшка вполне сможет быть при вас горничной? Если так, то вы можете взять ее с собой.
У Джины стало так легко на душе, что она вся словно засветилась от радости:
— Я просто не знаю, как вас благодарить!
Граф улыбнулся и, в очередной раз протянувшись к звонку, заметил:
— Вы уже заранее уверены, что будете счастливы в «Монастырском очаге», а в то же время, вы не должны забывать о том, что и леди Элис должна быть счастлива с вами.
— Я уверена, что смогу внести радость в ее жизнь, — улыбнулась Джина.
Наконец в ответ на звонок явился мистер Уодкинс. Граф посвятил его в результаты своей беседы с Джиной:
— Мисс Борн готова ехать в «Монастырский очаг» уже завтра утром, ее няня поедет с ней. Известите людей в имении об их приезде и проследите, чтобы они доехали без осложнений.
— Разумеется, милорд, — ответил секретарь.
— Оставляю все остальное на ваше усмотрение, — добавил граф и, обернувшись к Джине, протянул ей руку. — До свидания, мисс Борн, мы еще увидимся, я собираюсь в скором времени посетить имение.
Джина пожала протянутую руку и присела в реверансе:
— Все устроилось, как в волшебном сне. И я сердечно благодарна вам за то, что вы позволили мне взять с собой нянюшку.
Граф прищурился, глядя ей вслед, а на губах Уодкинса играла улыбка: все-таки это все придумал он.
Устраиваясь поудобнее за письменным столом, его сиятельство сказал себе: «Чудеса еще случаются», и стал разрабатывать план совместного вечернего времяпрепровождения с леди Миртл, по-прежнему не в силах избавиться от воспоминаний о редкой красоте Джины.
— Просто поверить не могу в нашу удачу!
— И я тоже, — вторила ей нянюшка, — но вот только, что скажет ваш дядя? Я даже ночь не спала — все волновалась. |