~ ~ ~

Роджер Кольвин закрыл глаза. Опустилась стальная страховочная перекладина, начался крутой подъем. Они с лязгом карабкались на первый гребень американских горок, и он отчетливо слышал, как грохочет тяжелая цепь, как вращаются на стальных стержнях колеса. Позади кто-то нервно засмеялся. Сердце бешено стучало в груди. Он боялся высоты. Не отнимая рук от лица, Кольвин опасливо посмотрел сквозь щелочку между пальцами.

Белые деревянные планки, два металлических рельса, плавно уходящие ввысь. Он сидел в первом вагончике. Роджер изо всех сил вцепился в страховочную перекладину. Эту железку сжимали до него многие потные ладони. Сзади захихикали. Кольвин повернулся — совсем чуть-чуть — и глянул в сторону.

Так высоко, а подъем еще не закончился. Парк аттракционов и парковка сделались крошечными, группки отдыхающих превратились в подобие разноцветных ковриков, а отдельных людей отсюда вообще было не разглядеть. Вид внизу менялся: сложная мозаика из улиц и огоньков, и вот уже весь город как на ладони, затем весь округ. С лязгом и грохотом они поднимались все выше и выше. Небо стало темно-синим. В туманной голубой дали заворачивалась вниз линия горизонта. Они были уже не над озером: сквозь деревянные перекладины Кольвин видел, как там, далеко-далеко внизу солнечный свет поблескивает на гребнях океанских волн. Вагончик нырнул в холодное облако, и Роджер зажмурился, но через мгновение снова открыл глаза: цепь теперь громыхала иначе, уклон поменялся, они приближались к вершине.

И вот они уже там.

Перед ним раскинулось ничто. Рельсы, изгибаясь, уходили вниз и обрывались в пустоте.

Вагончик рванулся вперед, Кольвин вцепился в перекладину и разинул рот, готовясь завопить. Падение началось.

— Ну-ну, худшее уже позади.

Роджер открыл глаза. Ему протягивал стакан Билл Монтгомери. Над головой, заглушая монотонное гудение двигателей реактивного «Гольфстрима», тихо шипел маленький кондиционер.

Кольвин прикрутил вентилятор, взял выпивку и выглянул в окно. Бостонский аэропорт уже скрылся из виду. Внизу можно было различить массачусетское побережье, крошечные треугольнички парусов и залив, переходивший в открытый океан. Они все еще набирали высоту.

— Черт возьми, Роджер, мы рады, что в этот раз вы решили лететь с нами, — сказал Монтгомери. — Здорово, что вся команда снова в сборе. Как в старые добрые времена. — Билл улыбнулся, остальные трое сидевших в салоне самолета подняли стаканы.

Поигрывая лежавшим на коленях калькулятором, Кольвин глотнул водки, потом вздохнул и снова закрыл глаза.

Он боялся высоты всю свою жизнь. В шесть лет упал с сеновала в амбаре. Падал бесконечно долго, время замедлилось, неумолимо приближались острые вилы, торчавшие из сена. От удара перехватило дыхание. Роджер шлепнулся лицом в солому, стальные зубцы прошли в каких-то трех дюймах от правого глаза.

— Компанию ждут перемены к лучшему, — заявил Ларри Миллер. — Два с половиной года не было покоя от журналистов — хватит с нас. Завтра посмотрим на запуск. И снова все закрутится.

— За нас, за нас! — вмешался Том Вейскотт. Уже наклюкался, а ведь еще только утро.

Кольвин открыл глаза и улыбнулся. Потом еще раз посчитал: на борту четыре корпоративных вице-президента. Вейскотт все еще заведовал проектами. Прижавшись щекой к иллюминатору, Роджер наблюдал, как внизу проплывает залив Кейп-Код. Высота, наверное, одиннадцать или двенадцать тысяч футов. Они по-прежнему поднимались.

Кольвин представил себе здание высотой в девять миль. Устланный ковром коридор последнего этажа. Он заходит в лифт. Дно стеклянное. Внизу четыре тысячи шестьсот этажей. На каждом светятся галогенные светильники. Девять миль черноты, разлинованные галогенными полосками, которые внизу сливаются в сплошное мутное свечение.