Айзек Азимов. Молодость
1
В окошко бросили горсть камней – и мальчишка завозился во сне. Бросили еще раз – он проснулся. Сел в кровати, весь напрягшись. Тянулись секунды, а он все осваивался со своим странным окружением. Конечно, это не его родной дом. Он за городом. Здесь холоднее, чем в его краях, за окошком видна зелень. – Тощий! Его окликнули хриплым, встревоженным шепотом, и мальчишка дернулся к окну. На самом деле у него было совсем другое имя, но его новый друг, с которым он познакомился накануне, едва взглянул на худощавую фигурку, сказал: «Ты – Тощий». И добавил: «А я – Рыжий». На самом деле его тоже звали совсем иначе, но это имечко явно шло к нему. Тощий крикнул: – Эй, Рыжий! – и радостно замахал ему, стряхивая с себя остатки сна. Рыжий продолжал все тем же хриплым шепотом: – Тихо, ты! Хочешь всех перебудить? Тощий вдруг заметил, что солнце едва поднялось над низкими восточными холмами, что тени еще длинные и размытые, а на траве роса. Он сказал уже тише: – Чего тебе? Рыжий махнул рукой – выходи на улицу. Тощий быстро оделся и умылся – то есть быстренько брызнул на себя чуть тепловатой водичкой; она высохла, пока он бежал к выходу, а потом кожа опять стала влажной, на этот раз уже из-за росы. Рыжий сказал: – Давай потише. Если проснется ма, или па, или твой па, или еще кто, уж тут начнется: «Сейчас же марш домой, а то будешь бегать по росе – простудишься и умрешь». Он так точно передал интонацию, что Тощий расхохотался и подумал, что, пожалуй, во всем свете нет такого занятного парня, как Рыжий. – Ты что, каждый день сюда приходишь, вот как сейчас, а, Рыжий? – спросил он с интересом. – В такую рань, да? Когда весь мир будто принадлежит только тебе, ведь верно, Рыжий? И никого вокруг, и все так здорово. – Он ощутил прилив гордости оттого, что его допустили в этот таинственный мир. Рыжий искоса взглянул на него и небрежно бросил: – Я уже давно не сплю. Ты ничего не слышал ночью? – А что? – Да гром. – А разве была гроза? – Тощий очень удивился. Он обычно не мог спать во время грозы. – Да нет. Но гром был. Я сам слышал, подошел к окну, гляжу, а дождя– то нет. Только звезды и небо такое бледное. Понимаешь? Тощий никогда не видел такого неба, но кивнул. Они шли по траве вдоль бетонки, которая сбегала вниз, деля надвое окрестные просторы, и исчезала вдали между холмами. Дорога была такая древняя, что даже отец Рыжего не мог сказать сыну, когда ее построили. И все же на ней не было ни трещинки, ни выбоины. – Ты умеешь хранить тайну? – спросил Рыжий. – Конечно. А что за тайна? – Ну просто тайна. Может, я скажу, а может, и нет. Я еще и сам не знаю. – Рыжий на ходу сломал длинный гибкий стебель папоротника, аккуратно очистил его от листочков и взмахнул им, как хлыстом. Вмиг он словно очутился на лихом скакуне, который встает на дыбы и грызет удила, сдерживаемый железной волей наездника. Но вот усталость взяла свое, он отбросил хлыст и загнал своего коня в самый дальний закоулок воображаемого мира – авось еще пригодится. – Сюда приедет цирк, – сказал он. – Ну какая же это тайна? Я уже давно знаю. Мне об этом папа сказал еще до того, как мы приехали. – Да нет, тайна – это другое. Уж эта тайна что надо. Ты хоть раз бывал в цирке? – Ясное дело. – Ну и как, понравилось? – Больше всего на свете. |
