– Словно монахи поют в большом монастыре в Эли, – прошептал Шеф. Глупая мысль. Ни одного монаха или священника в двадцати милях отсюда.

– Посмотрим? – прошептал Хунд.

Шеф не ответил, но молча и осторожно пополз в сторону пения. Здесь могут быть только язычники. Но, может, к небольшой группе легче приблизиться, чем к целой армии. Все лучше, чем просто открыто явиться в лагерь.

Они проползли половину расстояния на животе, и Хунд неожиданно схватил Шефа за руку. Молча указал на небольшой подъем. В двадцати ярдах от них под большим старым боярышником неподвижно стоял человек, внимательно оглядывая местность. Он опирался на топор размером в две трети своего роста. Мощный человек, с толстой шеей, широкой грудью и бедрами.

Но он по крайней мере не очень быстр, подумал Шеф. И неправильно выбрал место, если он часовой. Юноши обменялись взглядами. Викинги, возможно, великие моряки. Но о науке укрываться они имеют слабое представление.

Шеф осторожно пополз вперед под углом к часовому, добрался до густых зарослей папоротника-орляка, за высокими стеблями утесника. Хунд полз за ним. Звуки пения впереди стихли. Вместо него слышался один голос. Что-то говорит. Нет, не говорит. Призывает. Читает проповедь. «Могут ли быть и среди язычников тайные христиане?» – подумал Шеф.

Он прополз еще несколько ярдов и осторожно раздвинул стебли. Перед ним небольшая долина, укрытая от взглядов. На земле кругом сидят сорок-пятьдесят человек. У всех мечи или топоры, но копья воткнуты в землю, щиты лежат. Они сидят в пределах огороженного пространства. По краям воткнуты копья, между ними протянуты нити. А на нитях яркие гроздья рябины, теперь, осенью, они уже красные. В центре огороженного пространства горит костер, вокруг него и сидят люди. Рядом с костром одно копье, острием вверх, наконечник блестит серебром.

У костра и копья стоит человек спиной к тайным зрителям, он говорит о чем-то, убеждая, приказывая. В отличие от всех остальных, его одежда не из естественной окраски домотканой материи, она не окрашена в зеленый, синий или коричневый цвет. Одежда ослепительно белая, как белок яйца.

На боку у человека молот, с короткой рукоятью, с двусторонней головкой, – кузнецкий молот. Острый взгляд Шефа устремился к людям, сидящим в переднем ряду. У каждого на шее цепочка. На каждой цепочке подвеска. Она лежит на груди. Подвески разные: меч, рог, фаллос, лодка. Но по крайней мере у половины собравшихся молот.

Шеф неожиданно встал и направился прямо в лощину. Его увидели, все мгновенно вскочили, подняли мечи. Прозвучали предупреждающие голоса. Удивленный возглас сзади, треск ветвей. За ними часовой. Шеф не повернулся и не взглянул.

Человек в белом медленно повернулся ему навстречу, они рассматривали друг друга с головы до ног через нить, увешанную гроздьями рябины.

– Откуда ты пришел? – спросил человек в белом. Он говорил по-английски с сильным заднеязычным акцентом.

«Что мне ответить?» – подумал Шеф. – «Из Эмнета? Из Норфолка? Это ничего им не скажет».

– Я пришел с севера, – громко сказал он.

Лица стоявших перед ним изменились. Что на них? Удивление? Признание? Подозрение?

Человек в белом жестом удержал своих товарищей.

– И какое у тебя дело к нам, последователям Асгартвегра, Пути Асгарта?

Шеф указал на молот в руке человека, на его подвеску-молот.

– Я кузнец, как ты. Я хочу учиться.

Кто-то переводил его слова остальным. Шеф понял, что слева от него материализовался Хунд, что за ними угрожающе стоит часовой. Но не отрывал взгляда от человека в белом.