Изменить размер шрифта - +

– Дай мне доказательства твоего мастерства.

Шеф извлек из ножен меч и протянул его, как показывал Эдричу. Носитель молота вертел его в руках, внимательно разглядывал, слегка сгибал, заметил удивительную игру толстого, с одним острием лезвия, поцарапал ногтем большого пальца, чтобы очистить поверхность от ржавчины. Осторожно срезал волоски на руке.

– Твой горн был недостаточно горяч, – заметил он. – Или ты потерял терпение. Стальные полосы были неровные, когда ты сгибал их. Но хорошая работа. Она лучше, чем кажется.

– И ты тоже. Скажи мне, молодой человек, – и помни, смерть стоит за тобой, – чего ты хочешь? Если ты просто беглый раб, как твой друг, – он указал на Хунда с его красноречивыми рубцами на шее, – возможно, мы тебя отпустим. Если ты трус, который хочет присоединиться к побеждающим, мы можем тебя убить. Но, может, ты что-то другое. Или кто-то другой. Говори, чего тебе нужно.

Я хочу вернуть Годиву, подумал Шеф. Он посмотрел в глаза жрецу язычников и сказал со всей искренностью: – Ты мастер-кузнец. Христиане не позволяли мне больше учиться. Я хочу быть твоим подмастерьем. Твоим работником и учеником.

Человек в белом хмыкнул, вернул Шефу его меч рукоятью вперед.

– Опусти топор, Кари, – сказал он стоявшему за юношами часовому. – Тут кое-что, чего не видит глаз.

– Я беру тебя в работники, молодой человек. И если твой друг тоже владеет каким-нибудь искусством, он может присоединиться к нам. Садитесь здесь, в стороне, и подождите, пока мы закончим свое дело. Меня зовут Торвин, что значит «друг Тора», бога кузнецов. А как зовут вас?

Шеф вспыхнул от стыда, опустил взгляд.

– Моего друга зовут Хунд, – сказал он, – это значит «пес». И у меня тоже собачье имя. Мой отец... Нет, у меня нет отца. Меня называют Шеф.

Впервые за все время на лице Торвина отразилось удивление. А может, и еще кое-что.

– Нет отца? – проговорил он. – И тебя зовут Шеф? Но это не только собачья кличка. Ты и правда неученый.

 

– Мы верующие в Путь, – сказал Торвин, отчасти объясняя происходящее юношам. Говорил он по-прежнему на английском и старался делать это правильно. – Не все хотят, чтобы о них знали... во всяком случае не в лагере Рагнарсонов. Меня они принимают. – Он потянул за молот, висящий на груди. – Я владею мастерством. Ты тоже, будущий кузнец. Может, это защитит тебя.

– А твой друг? Что может он?

– Я могу рвать зубы, – неожиданно ответил Хунд.

Полдесятка людей, стоявших вокруг, заулыбались.

– Tenn draga, – заметил один из них, – that er ithrott.

– Он говорит: «Рвать зубы – это искусство», – перевел Торвин. – Это правда?

– Правда, – ответил за друга Шеф. – Он говорит, что для этого нужна не сила. Нужно повернуть запястье – и знать, как растут зубы. Он и лихорадку может лечить.

– Дергать зубы, вправлять кости, лечить лихорадку, – сказал Торвин. – Лекарю всегда найдется занятие у женщин и воинов. Он может идти к моему другу Ингульфу. Если доберется до него. Послушайте вы, двое. Если мы пройдем по лагерю и дойдем до моей кузницы и палатки Ингульфа, вы в безопасности. Но до того времени... – он покачал головой. – Многие желают нам зла. Даже некоторые друзья. Рискнете?

Они молча пошли за кузнецом. Но разумно ли это?

Вблизи лагерь выглядел еще более грозно. Его окружал высокий земляной вал, со рвом снаружи. Каждая сторона лагеря длиной в ферлонг.

Быстрый переход