— Но что может быть важнее? — недоуменно спросил патриарх. — Ведь именно золото — главная ценность, какой церковь может одарить мирянина.

Их взгляды скрестились. Патриарх воздел было руки к небу в знак увещевания и предостережения, но Маниакис не дал ему закончить сей священный жест.

— Люди живут не только мирскими ценностями, святейший, — заметил он. — Если бы это было не так, во всей империи не имелось бы ни одного храма.

— Взойдя на трон, ты поклялся мне не делать попыток внести какие-либо нововведения в нашу святую веру! — встревожился Агатий.

— Но речь никогда не заходила ни о каких нововведениях, — возразил Маниакис. — Я лишь просил тебя о небольшом исключении: благословить брак между родственниками.

— Величайший, мы уже обсуждали эту тему прежде, — насупился патриарх. — И я уже пытался объяснить тебе, почему не представляется возможным удовлетворить твою просьбу о благословении такого брака.

— Совершеннейшая правда, святейший, — согласился Маниакис. — А я уже пытался объяснить тебе, чем вызвано мое намерение оставить Видесс и отправиться на Калаврию.

— Но это несравнимые вещи, величайший! — вспыхнул экуменический патриарх. — Я стараюсь блюсти церковные каноны и многовековые обычаи, тогда как ты, напротив, стараешься поставить их с ног на голову!

Маниакис безмолвствовал. Агатий задумался, потом пару раз нерешительно кашлянул и осведомился:

— Следует ли мне, величайший, понимать тебя так, что ты согласишься не покидать Видесс и в дальнейшем, следуя древнему обычаю, будешь всегда править империей из столицы в том случае, если получишь мое благословение на брак со своей кузиной?

— Вообще-то, я был далек от мысли делать какие-либо намеки. — Маниакис пригладил бороду. — С другой стороны, твое благословение поможет восстановить мир между Автократором и святой церковью, а это чего-нибудь да стоит. Хотя не уверен, стоит ли такой мир того, чтобы мне остаться в Видессе. Еще один Праздник Зимы вроде двух прошедших, и я без лишних слов вскарабкаюсь на Столп и брошусь оттуда головой вниз.

— Во время Праздника Зимы мне тоже приходится безропотно сносить показное умничанье и злые насмешки шутов, — заметил Агатий. — Прошу простить меня, но я должен еще раз напомнить величайшему, что стоит устранить разногласия со святой церковью, и у мимов сразу сделается одним поводом для издевок меньше, а значит, следующий Праздник Зимы окажется для тебя менее огорчительным.

— Возможно, — не стал спорить Маниакис. — Но поскольку ты уверил меня, что не в состоянии благословить мой брак, то дальнейшая дискуссия лишена какого-либо практического смысла. Ты согласен со мной, святейший?

Агатий выпрямился во весь свой весьма впечатляющий рост и заявил:

— Как тебе известно, величайший, ради благого дела я имею право данной мне духовной властью выходить за пределы общепринятых норм. Если я решусь, я говорю гипотетически, освятить твой брак с кровной родственницей, согласишься ли ты, в свою очередь, связать себя клятвой никогда надолго не покидать Видесс и не лишать его тем самым статуса столицы империи?

Маниакис подумал немного и отрицательно покачал головой:

— Подобная клятва наложила бы на меня слишком большие ограничения, каких я не могу себе позволить. Я могу поклясться, что перемена места, откуда Автократор управляет империей, будет предпринята лишь в безвыходной ситуации. Но право определять, безвыходна ситуация или нет, принадлежит мне и только мне.

Теперь настала очередь патриарха впасть в глубокое раздумье.

— Ладно! — внезапно решился он.