Теперь этот важный разговор можно провести в безлюдном в этот ранний час парке, без свидетелей и возможных подслушивающих лиц, потому что кусты и деревья, за которыми можно было бы спрятаться, еще не оделись листвой. Мистический трепет у Николая возник из-за того, что каперанг Иванов очень точно угадал время и место его появления, и теперь после первых же выстрелов, возвестивших о начале утренней охоты шагал ему навстречу с решительным видом человека, которому есть что сказать своему собеседнику, и который в то же время знает, что от него можно потребовать.
Император остановился в трех шагах от своего собеседника и окинул того с ног до головы внимательным взглядом.
– Господин Иванов, – начал он разговор, – я внимательно прочел книги, которые вы мне дали и должен сказать, что они произвели на меня неизгладимое впечатление, особенно приписка в конце, сделанная значительно позже основного текста. Теперь, ради всего святого, ответьте мне, вы случайно не посланец Князя Тьмы, призванный совратить и погубить мою бессмертную душу?
– Нет, ваше императорское величество, – ответил капитан первого ранга Иванов, – я отнюдь не посланец Сатаны и ваша бессмертная душа мне не нужна. В этом деле я защищаю интересы России, а также ее народа, и больше ничьи. Ваша личная судьба меня волнует постольку, поскольку вы являетесь главою Российского государства, а все остальное – сугубо ваше личное дело.
– Тогда вы посланец божий, архангел с сияющим мечом в руках, – авторитетно заявил Николай, – явились ко мне для того, чтобы спасти, предостеречь или же покарать за грехи. Признайтесь же, что это так. Только Посланцы Божьи способны говорить таким безапелляционным тоном с самодержцем Всероссийским…
«Да у него же крыша едет», – подумал каперанг Иванов, но вслух сказал совершенно иное:
– Про архангела не знаю, а вот карающим мечом господним, разящим его врагов, я себя однажды чувствовал. Это случилось уже тут, у вас, когда я вел свой корабль в атаку на флот господина Того. Совершенно непередаваемое чувство, когда вся команда, как один человек, в твоем кулаке; под палубой разъяренными драконами воют два паровых турбоагрегата по пятьдесят тысяч лошадей каждый, на лаге тридцать узлов и корабль идет в атаку, задрав нос, как какой-нибудь торпедный катер. Сначала мы с запредельной для японцев дистанции расстреляли их концевые бронепалубные крейсера, и японский адмирал ничего не мог с нами сделать, поскольку пока он понял что происходит, дело было кончено и все его корабли были на дне. Темп жизни у нас там, в будущем, настолько быстрее нынешнего, что когда мы уже заканчиваем дело, местные люди только раскачиваются на то, чтобы что-то начать.
Азарт атаки, знаете ли, великая вещь, особенно когда понимаешь, что противник против тебя как непуганая ворона, и каждый снаряд идет в накрытие, каждая самоходная мина – прямо и цель. И чувство распахнутых крыльев за спиной. А уж зрелище с яростным ревом идущих к цели «Шквалов», взрывающихся и тонущих японских броненосцев само по себе как кульминация, означающая победу, равную, пожалуй, только Гангутской или Синопской. И осознание того, что эта Победа достигнута в том числе и твоими усилиями – это как приобщение к высшим силам. Это чувство длилось всего лишь миг, но ради этого мига стоило жить всю остальную жизнь. Ну а потом, как на санках с горы, с небес на землю – к обычному существованию командира корабля, только вышедшего из боя. Вы меня понимаете, Ваше Величество?
– Да, Михаил Васильевич, понимаю, – как завороженный кивнул император, – и думаю, что, хоть вы пока сами не хотите этого признать, но вы все-таки Ангел Господень, которого послали покарать этих подлых японцев… или и меня заодно, раз в прошлом я не сумел…
– Господь с вами, государь, за что вас карать, – махнул рукой каперанг Иванов, – на вас столько всякого свалилось, что девять из десяти мужчин сломались бы точно так же, как и вы. |