Ответ пришел от человека по имени Шагун. Мохтар посмотрел на «Фейсбуке» – Шагун оказалась женщиной. Очень красивой американской индианкой, учится на медицинском. Ясно, что жить с ней в одной квартире Мохтару нельзя – ему нельзя жить в одной квартире с любой женщиной, на которой он не женат, родителей удар хватит, – но встретиться и посмотреть квартиру не помешает.

Впервые после увольнения он вернулся в «Инфинити». Оделся как Руперт и нарочно опоздал на пару минут. Не хотел топтаться в вестибюле – вдруг за стойкой работает знакомый? Шагун ни к чему знать, что Мохтар прежде был консьержем.

Она появилась – такая красавица, что жить с ней в одной квартире никак невозможно, так что Мохтар напрочь отмел порыв все-таки нарушить йеменские обычаи. А в вестибюле был другой жилец – пожилой белый человек, финансовый управляющий по имени Джим Стоффер. Мохтар сто раз открывал мистеру Стофферу двери, получал и сортировал его посылки. Мохтар поймал его взгляд и решил, что сейчас Стоффер подойдет, спросит, почему Мохтар вернулся, как у него дела. Мохтара вот-вот раскроют, и он с этим уже смирился.

Но мистер Стоффер склонил голову набок, словно по близорукости не понял, что́ видит, отвернулся и ушел восвояси. То ли не вспомнил имени Мохтара, то ли вообще не узнал.

Вскоре Мохтар оказался с Шагун в лифте и поднимался на двадцать третий этаж «Инфинити». Шагун объясняла, что учится на медицинском факультете, подыскивает соседа, который работает, чистоплотен, не будет отвлекать – она не сказала этого прямым текстом, но Мохтар понял. Таким вот профессионалам он открывал двери. Он все понимал.

Квартира была точно с картинок из буклетов. Повсюду свет. Повсюду синева. Город, городское стекло – все лилось в эту квартиру. В этой комнате приходилось радикально перестраивать чувство равновесия. Будто стоишь на крыле самолета.

Они сели, и теперь Шагун мягко задавала вопросы, которые, надо полагать, возникли у нее еще в вестибюле, едва она пожала руку Мохтару. Как человек ваших лет, занимающийся кофе, может себе позволить такую квартиру? Вы что, наследник бахрейнского состояния?

Мохтар рассказал о Йемене, о том, как уворачивался от бомб и хуситов, вывозя из страны кофейные образцы. О своих фермерах, о том, что через несколько месяцев, если будет на то воля Аллаха, он привезет из Йемена в Окленд целый контейнер прекраснейшего в мире кофе. И он хочет быть в «Инфинити» и смотреть на Залив, когда придет судно с этим контейнером.

– Кроме того, я раньше здесь работал, – прибавил он.

– В продажах? – спросила Шагун.

Она усомнилась, что он был консьержем. Он накидал полдесятка имен вестибюльных представителей – кое с кем Шагун, вероятно, сталкивалась, – и в конце концов она поверила. Мохтар знал, что не сможет жить в одной квартире с ней, одинокой женщиной, но теперь в нем заворочался голод. Он должен поселиться в «Инфинити» – доказать, что может.

Через две недели он нашел другое объявление – тоже подсъем в Башне Б. Как выяснилось, какой-то Мэтт снимал квартиру с каким-то Джеффом, у которого была аналитическая фирма в Беркли. Мэтту пришлось уехать в Огайо по работе, но он хотел сохранить квартиру за собой, поэтому сдавал свою комнату. Предыдущим съемщиком был русский студент-экономист, который сейчас съезжал.

Съемная комната стоила больше, чем Мохтар тратил в Штатах на что бы то ни было. Но ему чудилась картина. На этой картине он, Мохтар Альханшали, жил на тридцатом этаже – или на каком там этаже обитают Джефф и Мэтт, – стоял на балконе со всеми родными и близкими и смотрел, как в порт заходит судно с его кофе.