— Да… что за суматоха…

— Вы пока все проверьте, а я напишу записку Гертруде.

Анна на большом листе писчей бумаги крупными буквами вывела: «ДОРОГАЯ, Я ТАК РАДА! МЫ УЕХАЛИ, ДУМАЕМ, ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ. ЛЮБЯЩАЯ ТЕБЯ, АННА. Р. S. Наши чемоданы собраны, стоят в наших комнатах. Велосипеды оставим в гостинице».

— А теперь идемте, идемте!

Она вытолкала Графа из его спальни. Оставила записку на видном месте в прихожей и, крепко держа Графа за рукав, вышла с ним из дома через арку и повела его к гаражу. Там стояли два велосипеда, мужской и женский. Анна потрогала шины. Они были надуты. Поместила сумки в багажники и дала Графу его велосипед. Она даже положила его руки на руль.

— Поехали, Питер, теперь вы мой, — сказала она, но он не слышал ее, слишком был несчастен.

В гостиной Тим и Гертруда, занятые разговором, смутно услышали странный отдаленный звук. Это смеялась Анна Кевидж.

— У тебя такой вид, — говорила Гертруда. — Подрался…

— Имеешь в виду синяк под глазом?

— Его…

— Не подрался, но что-то в этом роде, я расскажу тебе. Обо всем расскажу.

— Ох, Тим, дорогой, любимый, сердце мое! Я так рада, что ты вернулся…

— Правда? Чудесно. Значит, все в порядке, да, Гертруда, я вернулся, мы снова вместе, и ты больше не прогонишь меня?

— Нет-нет, ты со мной навсегда, не знаю, как я только позволила тебе уйти.

— Я был полный дурак, милая… но я расскажу, объясню…

— Не нужно никаких объяснений, то есть это ни к чему, ты со мной, и этим все сказано.

— Но я должен объяснить, должен, чтобы ты все поняла, раньше ты не понимала…

— А как я могла, если ты попросту убежал?..

— Ты велела мне убираться…

— Да, но я…

— Я был дурак, а еще испугался и чувствовал себя ужасно, потому что ничего не сказал о…

— О той женщине; а как она, ну, как она сейчас?

— Не знаю, я ушел от нее.

— У тебя кровь течет…

— Еще бы не течь. Гертруда, я правда ушел от нее…

— Да, знаю и верю тебе. Сиди спокойно, дай мне взглянуть. На лбу такой синячище…

— Ударился головой… я говорю, очень красивая эта лоза.

— В волосах кровь!

— Я еле прошел…

— Дай я потрогаю…

— Трещины в черепе нет?

— Кажется, нет. Больно?

— Да, но так и должно быть, согласна?

— Да что все-таки стряслось?

— Воевал с каналом… или, скорее… меня унесло в туннель…

— Но как такое вообще произошло?

— Знаю, я обещал, что не полезу в канал, но я и не собирался, просто эта собака…

— Сиди спокойно… у тебя рука кровоточит…

— Да, и нога, вот, смотри, колено ободрано…

— Ты попал в туннель, но…

— Я не хотел, там была эта…

— Но как тебя угораздило?..

— Меня протащило через весь туннель и…

— Не могу понять, как ты остался жив…

— Я тоже не понимаю…

— Идем на кухню, нужно что-то сделать с твоими ранами.

— Я чувствую себя ужасно, правда, и жутко голоден…

Гертруда взяла его под руку и повела на кухню. Он привалился к ее плечу, улыбаясь широкой измученной, сумасшедшей, сонной улыбкой.