И не прикидывайся, что собираешься пойти мыть посуду в ресторане или сделать что-нибудь в этом роде, ты же знаешь, это не по тебе, последний раз все кончилось слезами.
Это было близко к правде.
— Может, удастся протянуть на пособие?
— С моей квартплатой — не удастся. А что до алкоголя, согласна, но куда без него, это суровая правда жизни. В конце концов, ты тоже пьешь и только делаешь вид, что можешь обойтись без выпивки. Извини, но я не миллионерша, как твои благородные друзья с Ибери-стрит. Держу пари, что все в этом пабе живут на пособие, и держу пари, они больше нашего выжимают из этого Государства Благоденствия.
— Мы лентяи, вот в чем наша беда, — сказал Тим. Иногда он думал, что в этом и есть глубинная правда.
— Мы безнадежны, — поддержала Дейзи. — Не понимаю, как мы выносим друг друга. По крайней мере, как ты выносишь меня. Тебе следует найти себе девчонку, их тут много по пабам, которой ты понравишься, хотя и начал лысеть.
— Я не лысею. И у меня уже есть девчонка.
— Да, у тебя есть твоя старушка Дейзи. Мы давно играем в игру «полюби меня — покинь меня», и вот, мы по-прежнему вместе. И все у нас отлично.
— Все у нас отлично.
— Кроме того, что не знаем, чем будем платить за еду, за выпивку, за одежду. Ч-черт, если б мы только могли уехать куда-нибудь из Лондона, я б сумела закончить свой роман! Но пока тебе лучше продолжать рисовать кошечек. Если б кто-то из нас смог заарканить богача или богачку, а потом помогать другому!
— Если умудришься выйти за миллионера, я бы стал у вас дворецким.
— Ты бы пьянствовал в буфетной, и я с тобой.
— Мы с тобой прислуга.
— Говори за себя, я не прислуга! Твои богатеи друзья строят из себя важных особ, но они просто nouveaux riches. Вот моя мать, та была настоящая аристократка.
— Согласен.
— Ты не можешь занять у кого-нибудь из этой шайки? Для чего еще существуют les cousins et les tantes? Или вытянуть из Гая еще немного, пока он не сыграл в ящик? Как думаешь, он отпишет тебе что-нибудь в завещании?
— Нет. Нет и еще раз нет. Не могу я сейчас просить деньги у Гая, слишком поздно.
— Что меня раздражает, так это как ты их всех уважаешь, а они такое ничтожество.
— Они не ничтожество.
— И к тебе относятся как к лакею.
— Прекрати…
— Беда в том, что ты делаешь вид, будто все у тебя в порядке, оба мы делаем вид. А следовало бы выглядеть как бедняк. Но куда там, ты щеголяешь в своем лучшем костюме. Никто не имеет ни малейшего понятия о том, насколько мы нищи. Подозреваю, они думают, что у нас «имеются деньги», замечательное выражение! Господи боже! А как насчет Гертруды?
— Нет.
— Почему нет, ты можешь попросить у нее. Да смелости не хватает. Господи, она же стерва тоскливая, все рядом с ней вянет, и ты тоже.
— Ты только раз видела ее.
— Одного раза достаточно, дорогой мой. Тоже мне гранд-дама! Отродье ничтожных шотландских учителя и училки. Да я большая аристократка, чем она.
— Я не могу просить у Гертруды.
— Не понимаю почему. А их оркестр фарфоровых обезьянок! Боже, оркестр фарфоровых обезьянок! А как насчет его превосходительства графа?
Тим ради забавы не говорил Дейзи, что Войцех не настоящий граф. Это подпитывало ее ненависть, делая ее счастливой.
— Граф совсем небогат.
— Им и не нужно быть богатыми. А Манфред, уж он-то наверняка богат.
— Нет, и он…
— Ты его боишься.
— Да.
— Думаю, ты всех их боишься. |