Шарко включил радио. Зазвучала веселая музыка. «Dire Strait», это здорово!

– Не спрашиваю, хорошо ли ты спала… Кофе хочешь?

– Черный без сахара, спасибо.

Он вставил капсулу в кофемашину, включил ее, глядя на Люси, как ей показалось, не слишком‑то дружелюбно. Когда их взгляды встретились, отвернулся к кухонному шкафу, достал ложечку.

– Думаю, насчет Лакомба ничего особенного не нашла, а то ведь не постеснялась бы разбудить меня посреди ночи?

Люси с улыбкой подошла к нему.

– В общем‑то да, к тому, что сообщила Жюдит Саньоль, мне добавить почти нечего. Загадочный тип, растворился в воздухе в пятьдесят первом… С тех пор никаких сведений. Я попыталась еще поискать по словам «синдром Е», побывала и на научных, и на медицинских сайтах. Нет, ничего. А раз ничего нельзя найти в Интернете, значит, это очень сильно засекречено.

Шарко протянул ей чашку и отошел к кухонному окну полить комнатное растение.

– Тебе надо немного освежиться. Мне давно не приходилось видеть только что проснувшуюся женщину, но я точно могу сказать, что сегодня ты выглядишь не лучшим образом.

– Потому что всю ночь лежала и думала.

– Понятно.

– Нам надо лететь в Канаду, комиссар…

Шарко поколебался, потом, поставив на подоконник кувшин с водой, сказал хмуро:

– Ты что же думаешь, меня не преследуют лица этих детей? Я видел, как им страшно, видел их обезумевшие глаза, их жесты… Я понимаю, что те, кто стоял за камерой, делали с детьми нечто чудовищное. Но наша работа, Люси, это настоящее время, настоящее – не прошедшее. В настоящем тоже хватает дерьма. А кроме того, пока у нас нет никаких конкретных данных, которые позволили бы узнать, что случилось с детьми дальше.

– Вот именно что есть, я кое‑что отыскала в Сети! В пятидесятых годах Монреаль был очень католическим городом, и там было полно сиротских приютов. Каждого ребенка, который проходил через такое учреждение, регистрировали и заводили на него справочную карточку, которая хранилась в государственном городском архиве. У Монреальского архива есть сайт, где написано, что вход туда свободный и можно на месте просмотреть любые единицы хранения. Там все разобрано, классифицировано, во всем полный порядок…

– Вот только нет никакой гарантии, что поиски надо вести именно в Монреале.

– Фильм снимался в Монреале, анонимный звонок был из Монреаля, манера говорить у девочки, по словам специалистки, тоже монреальская. И не забудьте, что Жюдит Саньоль рассказывала нам о старой заброшенной фабрике под Монреалем. Если ищешь кого‑нибудь в архиве, лучше знать его имя, но иногда достаточно и года. Кроме того, в архивных делах есть фотографии, и мы могли бы…

– Все, что мы имеем, – это год производства старого фильма и несколько фотографий девочки, вернее, распечатанных кадров. Черно‑белых, плохого качества.

– Нет, у нас есть еще имя. Лидия. Полагаю, это девочка, ровесница героини фильма. Может быть, они жили в одной комнате? Год, имя, фотография – это уже немало.

– Ну да…

– Мы продвигаемся черепашьим шагом, но мы тем не менее продвигаемся. Можно распечатать фотографии еще нескольких девочек, тех, что были в комнате с кроликами. На некоторых планах видны качели, столовая, кусочек сада – возможно, это позволит опознать здание приюта. Не так уж много, но лучше, чем ничего.