Он хотел выманить меня из норы, как кролика. Я была нужна ему живая… Только не знаю для чего.
Шарко отодвинул тарелку с недоеденными ножками, потер руки и со вздохом посмотрел на Люси:
– Все это из‑за меня.
Настала его очередь рассказывать, и он выложил все: как ездил в Легион, как говорил с полковником Шателем, как блефовал, как увидел фотографию Люси с обведенной красной линией головой… Люси шумно втянула через соломинку колу и, обдумав услышанное, сделала вывод:
– Вот, значит, зачем вы отправили меня сюда, да еще на целых четыре дня… Чтобы действовать в одиночку.
– Ничего подобного. Просто хотел, чтобы ты не наломала дров.
– Вам не надо было так поступать. Эти военные могли вас убить. Они могли бы…
– Брось! Что сделано, то сделано. Проехали.
Люси вяло кивнула.
– А что теперь? Я хотела сказать: что будет со мной здесь, в Канаде?
– Королевская жандармерия позаботится о бумагах, нужных для твоего скорейшего возвращения во Францию. Их расследование здесь сведется только к тому, чтобы как можно более точно установить, что произошло в шале. Остальное – наше дело, нашего управления и Главного управления полиции Квебека, мы этим и займемся. «Этим» – то бишь кучей дерьма, в которой и так уже увязли по шею. Ах да, еще монреальские коллеги попытаются узнать, кто такой твой сосед по самолету, он же убийца Ротенберга.
– Он блондин, стрижка ежиком, высокий, крепкий, в армейских ботинках. Возраст – меньше тридцати. И он – один из тех парней, которых мы ищем с самого начала.
– Возможно.
– Какое там «возможно» – точно. А что там с ключом, который адвокат велел мне взять перед тем, как умер? Удалось хоть что‑нибудь выяснить?
– Ищут, что бы он мог открывать… Поскольку ключ с номерком, жандармы предполагают, что он от камеры хранения. На почте или на вокзале… В любом случае они поставят нас в известность, как только разберутся. Ну и… здорово ты это сообразила, Энебель, насчет архивов, интуиция у тебя, однако…
– В глубине души вы в это не верили, я не ошиблась?
– В этот след не очень верил, зато в тебя – очень. В тебя я поверил сразу, в первую же встречу, едва увидел, как ты выходишь из поезда на Северном вокзале.
Люси оценила комплимент, улыбнулась и, не удержавшись, зевнула.
– Ой, простите!
– Сейчас двинем прямо в отель. Сколько ты уже не спала?
– Долго… Но ведь нам надо встретиться с сестрой Марией Голгофской, хотя бы попытаться. И нам надо…
– Завтра. Мне неохота собирать тебя по частям.
На этот раз Люси уступила не споря. Она действительно выдохлась.
– Схожу в туалет – и поедем, да?
Шарко, вздыхая, смотрел ей вслед. Как ему хотелось обнять ее, прижать к себе, успокоить, убедить ее, что все уладится… Но нет, пока еще его зубы слишком крепко сжаты, чтобы выговорить нежные слова. Он допил пиво, отсчитал наличными сумму, обозначенную в счете, и вышел на улицу. Там он позвонил Леклерку – сообщить, что сейчас уже все в порядке. В ответ шеф объявил, что уже договорился с судьями и руководством министерства обороны о возбуждении уголовного дела и начале расследования в Иностранном легионе с целью определить, вступил в него все‑таки Мухаммед Абан или нет.
Когда друг повесил трубку, комиссар подумал, что наконец‑то они начали двигаться вперед семимильными шагами.
Пора бы.
52
– Так и знала, что найду вас здесь…
Комиссара застал врасплох этот мелодичный голос где‑то за спиной.
Шарко устроился в кресле полутемного гостиничного бара и спокойно потягивал виски, изучая список участников конгресса по прививкам. |