Все еще в той же странной позе Шарко дополз до ножа, схватил его.

– Я никогда тебя не удерживал. Я никогда не вынуждал тебя следовать за собой. И не спорь!

Ему удалось‑таки освободиться от пут. Он встал, выпрямился, глотнул воды из Атефовой фляжки, не смог оторваться и пил до тех пор, пока не утолил жажду. Вода лилась по подбородку, капала на измученное тело, стекала на грудь, на сожженные пучки волос. Пахло паленой шерстью. Вытерев обрывком тряпки нос, он подошел к египтянину. Тот еще дышал. Шарко обшарил карманы своего палача. Документы, бумажник, зажигалка. Достал ключи от машины, свой мобильник, потом вывернул на голову Атефа все содержимое канистры. Арабу хватило сил вытаращить глаза.

Шарко взглянул на вернувшуюся в угол Эжени.

– Ты не обязана на это смотреть.

– Я на тебя хочу смотреть, на тебя! Видеть, какими ужасами тебе приходится заниматься, чтобы выжить.

– Ты хоть можешь понять, что он того заслуживает?

Шарко сжал зубы. Он колебался. Но несколько секунд спустя посмотрел прямо в глаза египтянину, вложив во взгляд всю ярость, какая в нем скопилась, приблизился к нему почти вплотную и сказал:

– Я всю свою жизнь гонялся за таким дерьмом, как ты. Если бы мог, я бы всех вас поубивал, одного за другим. Вырвал бы вас из себя с корнем.

Потом покрутил колесико зажигалки и добавил:

– Спасибо за след – я про больницы. А это – за твоего брата, сволочь!

Он стоял не шевелясь. Он хотел, чтобы араб ушел в ад, глядя ему в лицо. Он улыбнулся, когда тот, скрючившись, испустил последний вздох, когда смуглая кожа стала потрескивать. И после этого, даже не вспомнив про Эжени, бросился бежать. Пейзаж был апокалипсический. Вокруг пустыня, видимость не больше десяти метров. Черный дым мешался с вихрями песка. Наконец перед ним оказалась машина, и он укрылся внутри. Ему пришлось просидеть в ней минут тридцать, дожидаясь конца бури, которая откатывалась к западу, как гигантский асфальтовый каток. Обыск машины не дал ровно ничего: ни единого источника информации, даже мобильника, только авторучка и клейкие бумажки для заметок. Этот жареный боров был осторожен. А на автоответчике его собственного телефона действительно записано сообщение. Конечно же это Энебель. Ладно, он позвонит ей, когда вернется в Париж.

Машина Атефа была оснащена навигатором, оказалось, что у прибора есть переключатель на английский. Полицейский попробовал назначить конечным пунктом «центр Каира». И – словно во сне или галлюцинации – навигатор, подумав, выдал ему направление! Добрых пятнадцать километров, и десять из них – по обжигающему песку пустыни. Долго придется ждать Абд эль‑Аалю, пока его найдут!

Шарко посмотрел на руки – не дрожат. Только что он подпалил человека – подпалил хладнокровно, не чувствуя даже отвращения – только опасную ненависть. Не верилось, что после всего он еще способен на такое, но внутри него еще жил мрак, жила тьма. Видимо, от подобного никогда уже не избавишься.

Прежде чем тронуться с места, Шарко аккуратно списал с навигатора координаты места, где сейчас находился, сомневаясь, впрочем, что ему когда‑нибудь понадобится вернуться сюда…

Довольно скоро перед ним обозначились первые отроги Мокаттама, крепость Саладина. Оказавшись в городе, он выбросил навигатор в окно и припарковал машину в пустынном уголке поблизости от Города мертвых. Дверцы оставил открытыми. Учитывая местоположение квартала и число торговцев запчастями автомобилей на квадратный метр, можно было не сомневаться, что не пройдет и часа, как машину Атефа растащат по кускам.

Ему повезло. Во Франции трудно было бы остаться безнаказанным, совершив такое: там техника, там полицейские отряды из кожи вон лезут, добиваясь истины, – но здесь… Жара, пустыня, грифы, а главное – полная некомпетентность органов правопорядка.