Шерстобитов, распластав на дольки сочное авокадо, неспешно пережевывал ломтик за ломтиком, стараясь не поднимать глаз на Агату. Пока они принимали первый пар, девушка переоделась. Вместо медицинского халата облачилась в розовую рубашку с кружевным жабо и в черную курточку с широкими, элегантными лацканами. На шее — строгая черная бабочка. Ни дать ни взять вышколенная официантка из шикарного ресторана, но сходство относительное, — ниже талии Агата была голая. Как ни прятал глаза Шерстобитов, озорница поворачивалась так, что ее светло-желтый пушистый лобок нависал ему на нос. Шерстобитов чувствовал, что его банные мучения только начинаются. Ждать пришлось недолго.
Иссидор Гурович, отхлебнув янтарного чая из блюдца, обратился к девушке — проникновенной речью:
— У меня к тебе, деточка, большая человеческая просьба. Надеюсь, не откажешь.
— Слушаю, папочка!
— У нашего уважаемого друга Иудушки случилось небольшое повреждение по мужественной части. Мы оба с ним очень обеспокоены. По деликатности натуры к врачам обращаться он не хочет. Вся надежда только на тебя. Так тоже жить нельзя. Погляди, на кого он стал похож. Молодой, шестидесятилетний, а как замороженный куренок. По ночам не спит, мается. Советоваться ни с кем не хочет, уж больно горд. Понимаешь, на что намекаю, Агатушка?
— Уж не знаю, — засомневалась девушка, опустясь на краешек кресла и широко разведя ноги. — Попробовать, конечно, можно, дело святое, но ведь при такой запущенности, как у господина Шерстобитова, требуется взаимное волевое усилие. Согласен ли он на эксперимент?
— Он согласен, согласен, только не признается.
— Я ваши глупости вообще не слушаю, — отозвался Герасим Юдович.
— Видишь, согласен. Он же у нас, как большой ребенок. И хочется, и страшновато... Как думаешь, Агатушка, где лучше его распластать — здесь или в массажной?
— Начать в массажной, — без тени улыбки молвила Агата. — Там оборудование. А дальше как пойдет. В таких случаях трудно угадать заранее. Может, по всему дому за ним придется гоняться. Некоторые люди не понимают своего счастья, увиливают.
— Абсолютно ты права, — обрадовался Самарин. — Именно, не понимает. Но ничего, в крайнем разе свяжем счастливчика. Слышь, Иудушка, щеки-то не надувай. Мы ведь о тебе печемся. Нам-то с Агатой ничего не нужно. У нас все в порядке.
Агата ненатурально хихикнула.
— Да уж, дяденька Сидор. У вас-то да!
— Может, мы с тобой начнем, Агатушка, для раскачки? Чтобы его, горемыку, психологически зацепило.
— Ну уж нет, — твердо возразила Агата. — Лечение с баловством смешивать никак нельзя.
Весь этот бред Шерстобитов слушал спокойно: надеялся, за разговором они остынут и дальше намерений не пойдут. Спасение явилось в лице Никиты Архангельского. Начальник безопасности имел право входить без разрешения в любое помещение, где находился хозяин, что он сейчас и сделал. Надо заметить. Шерстобитов впервые обрадовался этому замогильному человеку. Никита Павлович прикрыл за собой дверь и топтался у порога, хмуро изучая обстановку.
— Никитушка, — позвал Иссидор Гурович, — тебя-то нам как раз и не хватало. Ты нас и рассудишь... Налей ему чаю, Агата. Ты какой любишь, Никита, покрепче, послаще — я чего-то забыл?
Никита Павлович уселся напротив хозяина. На нем был толстый шерстяной свитер с высокой горловиной и шелковые штаны, какие носят "быки", — довольно легкомысленный наряд для солидного человека. Штаны ядовито-жемчужного цвета. Агата, зарумянясь, подала ему фарфоровую чашку.
— Вопрос серьезный, — продолжал Самарин, переждав суету. — Можно сказать, судьбоносный. Хотим вылечить нашего многоуважаемого Иудушку от импотенции. По его собственной просьбе, обрати внимание. |