Хотим из него мужика сделать наивысшей пробы. Агатушка любезно согласилась помочь. Но тут выходит заковыка. Иудушка хотя и тянется к радостям жизни, но немного тушуется. Надобно ему подмогнуть и советом, и делом. Ты как, Никитушка?

— Если надо, подмотаем, — Никита Павлович не притронулся ни к чаю, ни к угощению. Его темное лицо не выражало ни волнения, ни радости.

— У меня тоже просьбишка, хозяин.

Самарин заулыбался, откинулся на диванный валик.

— Неужто тоже хочешь подлечиться?.. Но токо во вторую очередь, не обессудь. Стрелку Иудушка забил. Да и Агатушка на него душевно настроилась.

— Верни кассету, Сидор!

— Какую кассету, сынок?

Никита Павлович полез в карман шелковых штанов, глубокий, как колодец, вынул пачку "Кента", щелкнул зажигалкой, затянулся; дым, не бережась, пустил Самарину в лицо. То, что он перешел вдруг на "ты" и закурил без разрешения, убедило Иссидора Гуровича, что верный телохранитель, по всей видимости, окончательно спятил. К этому давно было много признаков, и вот свершилось — что поделаешь!

— У тебя головка не болит, Никитушка? — озаботился Самарин, не дождавшись объяснения, о какой кассете речь. Агата, почуя неладное, чресла целомудренно закутала полотенцем. Шерстобитов отодвинулся от стола, стараясь уменьшиться в размерах.

— Верни кассету и разойдемся миром, — пробасил Никита Павлович. Самарин привычным жестом поправил черные слипшиеся кудельки на черепе, улыбка сползла с его лица. Взгляд налился тусклым, мертвым светом. Двумя пальцами поднял с тарелки черную виноградину, положил себе в рот. Он уже оценил происходящее. Кто-то сумел науськать на него собственного палача. В сущности, это было нетрудно, но додуматься до этого мог только сильный, умный противник. Интересно, кто? Впрочем, что-то подобное рано или поздно должно было случиться. Таких людей, как Никита, свирепых, с помраченным сознанием, нельзя держать при себе долго. Они не приручаются. Собственно, тем и привлекательны. Киборги, биороботы, произведенные не в лаборатории, а натуральным способом. Пока они управляемы, их услугам цены нет, но сбой в больных мозгах может произойти в любую минуту. Иссидор Гурович вынужден был признаться себе, что, вероятно, упустил момент, не слил вовремя израсходованный материал. Оплошность объяснялась просто: его завораживала черная сила, которой обладал Никита. Точно так же, как будоражила кровь ненасытная, грубая, неистовая похоть Агаты. Что ж, у каждого свои слабости, теперь надо как-то выпутываться. Аккуратно, не возбуждая подозрений. Самарин не сомневался, что справится. Проблема лишь в том, чтобы вовремя кликнуть своих людей (не опричников Никиты), или добраться до ящичка в предбаннике, где в кожаном чехле хранился надежный "стечкин" с полным боекомплектом.

— Никитушка, голубчик, конечно, я верну тебе кассету. Но почему такая спешка? Никто ведь нас не подгоняет. Попаримся, Иудушку подлечим. А там уж...

— Чего меня лечить? — Шерстобитов угадал замысел владыки. — Я здоровый.

— Вот и докажешь. Ты как, Агатушка? Гляди, Никитушка, сомлела девушка. Напугал ты ее, голубчик.

Не жмись, детонька. Никитушка только с виду неприступный, сердце у него мягонькое, доброе, как у козленочка.

Никита Павлович не поддался на хозяйские увертки.

— Где ее прячешь, Сидор? В кабинете, небось?

— Где же еще? Все кассеты там. Выберешь любую.

Никита Павлович, не обращая внимания на толстопузого хозяйского холуя и на растелешенную наводчицу Агату, неотрывно зрел в тусклые очи Самарина.

— Как тебе это в голову пришло, Сидор? Или я плохо служил?

— Не совсем пойму, о чем ты, голубчик. Как же плохо? Отлично служишь. Сегодня хотел тебе премию выдать, как раз после баньки собирался наградить за твои невероятные подвиги.