«Когда революция подходит к концу, – говорил Дантон в Конвенте 24 января 1794 года, – когда враги Республики и свободы повсюду спасаются бегством от республиканских легионов, тогда разгораются мелкие страсти, возникают личные счеты, всякого рода недоразумения, и все это происходит между людьми, которые до тех пор дружно, рука об руку, работали на благо народа…

Национальный Конвент только потому победил своих врагов, что он был истинно народным. Таким он и останется навсегда. Он должен… предоставить добрым гражданам и народным обществам широкую свободу для выражения их мнений».

Дантон не только не готовил никакого заговора против Робеспьера, он до последнего момента призывал его к союзу для окончательного утверждения Республики. Неподкупный уже строчил свое «обоснование» преступлений Дантона, а тот 19 марта (29 вантоза) в своем последнем выступлении в Конвенте призывал: «Я требую союза, объединения, согласия!» Монтаньяры бурно аплодировали, а Робеспьер только укреплялся в своей решимости уничтожить Дантона. Он понимал, что не сможет соперничать ни с красноречием, ни с авторитетом, ни с влиянием трибуна.

А Дантон еще верил в гражданскую честность Робеспьера, в пресловутую «добродетель» Неподкупного. К тому же он презирал его, считал слишком трусливым для большого преступления. Поэтому он равнодушно смотрел, как Робеспьер исподволь ослабляет ряды дантонистов, вырывая из них одного за другим под предлогом раздутых до политического заговора их мелких промахов, беззаботности, легкомыслия, склонности к коррупции.

За решеткой оказались сначала Шабо, Делоне, Дефье. Затем туда же попал и близкий друг Дантона Фабр д'Эглантин. Сразу после казни Эбера 16 марта в Революционный трибунал переданы дела Шабо и Фабра. Сен Жюст требует головы Эро де Сешеля, участника штурма Бастилии, составителя Конституции 93 го года. Его преступление – любовь к красавице аристократке, не интересовавшейся политикой, а также знак сочувствия к одному из «подозрительных».

Кто первый вслух потребовал головы Дантона, который, вероятно, был самым полным воплощением Великой французской революции? Бийо Варенн. Даже Колло д’Эрбуа, близкий к нему, колебался. Бийо объяснял, что после казни Эбера Дантон – единственная крупная фигура, вокруг которой могут объединиться все противники Комитета общественного спасения. Отрицательное отношение Дантона к террору угрожает лишить Комитет главного оружия. Пощадить Дантона, значит, восстановить против Комитета всех, кто запятнал себя террором. Ради спасения Революционного правительства надо забыть о всех заслугах Дантона. Робеспьер молчал. А зачем ему было говорить, когда верный Сен Жюст горячо поддержал Бийо? В ночь после казни Эбера Робеспьер якобы вынужден был «уступить». Барер даже пишет в своих воспоминаниях, что Робеспьер хотел спасти своего друга юности Демулена…

Пресловутое «сопротивление» Робеспьера требованиям террористов Бийо и Колло – миф. Ведь их было двое из 11 членов Комитета общественного спасения. А вне Комитета им не на кого было опереться после казни Эбера и кордельеров. Все поведение Робеспьера в ходе драмы Жерминаля неопровержимо свидетельствует, что Робеспьер тщательно подготовил и осуществил свой план уничтожения Дантона, в котором он видел опаснейшего соперника. Если бы Дантон хотел власти хотя бы в какой то степени, то он без труда устранил бы Неподкупного, державшегося только на страхе и ненавидимого большинством депутатов. Многие из них, как мы увидим, пожертвовали Дантоном, чтобы таким путем уничтожить затем изолированного Робеспьера.

С маниакальным упорством Неподкупный добивался гибели Дантона. Многие монтаньяры, из тех независимых людей, которые не смотрели подобострастно в рот Робеспьера, понимали, что вслед за гибелью Дантона настанет и их очередь. Один из таких, депутат Конвента Ланьело, уговорил Дантона откровенно поговорить с Робеспьером.