Сен Жюст срочно потребовался Робеспьеру, чтобы использовать эпизод с «покушениями» для проведения через Конвент нового закона о резком усилении террора. Робеспьер считал его крайне необходимым, хотя кажется, и без этого террор уже не встречал никаких препятствий. Тем не менее некоторые факты вызывали тревогу Неподкупного. Например, отказ члена Комитета общественного спасения Линде, ведавшего продовольствием, подписать смертный приговор Дантону и заявившего при этом: «Я нахожусь здесь, чтобы кормить патриотов, а не убивать их».

Если такой осмотрительный, серьезный человек, как Робер Линде, проявил демонстративную независимость, то дела Робеспьера пошатнулись. Его авторитет, власть, влияние слабеют. Все сильнее сказывается отрыв от реальности. Драма Жерминаля оказалась роковым рубежом, после которого Робеспьер быстро идет к поражению. Самое поразительное, что это происходит из за его собственной деятельности. Не мог он переделать свой высокомерный характер, преодолеть болезненное самолюбие, обычную подозрительность, неспособность прощать людям даже тень, намек покушения на его авторитет. Все эти особенности личности Максимилиана усиливаются и ускоряют его отчуждение, изоляцию. Победа над Эбером, Дантоном, Шометтом оказалась пирровой победой. Усилив самоуверенность, она доводила Робеспьера до мании величия и еще больше изолировала его.

Но главное зло заключалось в политической слабости Робеспьера, в неспособности выдвинуть программу, вокруг которой объединились бы монтаньяры. Напротив, теперь по какой то роковой закономерности все действия Робеспьера раскалывают их. Противоречия между разными течениями среди них все сильнее сказываются внутри самого Комитета общественного спасения. Тяготевшие к левым Бийо Варенн и Колло д'Эрбуа после Жерминаля явно становятся его противниками.

Сначала это только намеки, хотя смысл их очевиден каждому. 20 апреля Бийо Варенн заявляет: «Каждый народ, ревнивый к своей свободе, должен держаться настороже даже против добродетелей людей, занимающих высокие посты… Лукавый Перикл пользовался цветами, которыми украшал его народ, чтобы прикрыть цепи, которые он ковал афинянам… Этот же Перикл, добившись абсолютной власти, сделался кровожадным деспотом». Ясно, что мишенью слова «добродетель» мог быть только Максимилиан.

Сам Карно, олицетворявший суровую деловитость, пишет: «Горе республике, где заслуги одного человека или даже его добродетели становятся необходимостью».

Введение культа Верховного существа Робеспьер считал средством укрепления своих позиций. Пагубная иллюзия! Карно даже не скрывал своего неодобрения. Члены Комитета безопасности Вадье и Амар, известные дехристианизаторы, открыто издевались под новым культом. Парижские санкюлоты, в свою очередь, предпочитали новому абстрактному Верховному существу близкий их сердцу культ мучеников свободы, особенно Марата. Тогда по инициативе Робеспьера издали специальное постановление о запрете «частных празднеств». Словом, затея с введением новой «чистой» религии оказалась лишь дополнительной причиной изоляции самого первосвященника.

Нарочитая, бросающаяся всем в глаза исключительность роли Робеспьера в церемонии учреждения культа Верховного существа подлила масла в огонь давно уже не смолкавших разговоров о его личной диктатуре. Стремился ли он сам к ней? Официально никаких шагов не предпринималось. По прежнему в Комитете общественного спасения не было должности председателя, даже временного, сменяемого, как в Конвенте или в Якобинском клубе.