В прошлом Пенни настаивала на том, чтобы я путешествовал с охраной, но я сумел ей доказать, что одному и под личиной мне путешествовать безопаснее. Личина мне на самом деле не была нужна — мне просто не нравились поклоны и формальности, которые неминуемо следовали после того, как люди меня узнавали.

Я приостановился, проходя мимо ворот в Ланкастер. Теперь их назвали Воротами Дориана. Никакого официального указа мне издавать не потребовалось, люди просто начали их так называть. «И правильно», — печально подумал я. Как обычно, я взглянул вверх, посмотрев на треугольную нижнюю кромку монолита, раздавившего моего друга.

Следов на нём не было. Его целостность не вызывала сомнений. Даже алмазное тело моего лучшего друга не смогло оставить на камне царапины. Раньше тут было немного белой пыли, останков его раздавленного воротами тела, но теперь и её не стало.

Об этом событии слагали легенды. Иногда его называли «Алмазным Рыцарем», но по большей части его звали Дорианом Несокрушимым. В его честь складывались баллады и эпичные саги. Он держал ворота открытыми несколько минут, позволяя бежать его жене, детям, и моей семье. А потом ворота раздавили его в алмазную пыль и крошку.

Я до сих пор дивился тому, что он сумел это сделать. Камень, из которого состояли ворота, весил тысячи тонн, и за его движением лежали чары, напитанные силой Бог-Камня. У него не должно было получиться держать их так долго.

Но держал.

— Ёбаный в рот. — Надо было пойти в обход. Путь там был дольше, но я в ту сторону никогда не ходил. Я ходил здесь, чтобы вспомнить, или, быть может, чтобы себя наказывать. Он был здесь, но на его месте полагалось быть мне.

«Дурость бессмертна», — подумал я. В отличие от Дориана. Жил он теперь только в сердцах и умах людей королевства, в песнях и рассказах. Он стал легендой.

Ну, если честно, я тоже стал, но моя легенда была гораздо темнее. В некоторых частях мира меня звали «Кровавым Лордом». В основном из-за того, что случилось в Герцогством Трэмонта. Там погибли тысячи человек, их души были поглощены, а тела остались гнить.

Тел давно не стало, но люди всё ещё боялись там жить, хотя земли были плодородными и свободными.

Шиггрэс туда на самом деле послал не я, это сделал мой заклинательный двойник — но у меня были его воспоминания. Я помнил, как отдавал приказ. Я ощущал вину.

И за это я получил всего лишь короткую порку кнутом. Я также выплатил кучу золота семьям убитых. Это всё ещё казалось мне пустым жестом.

В местах, где ко мне относились лучше, меня звали «Убийцей богов», но это было самым лестным из всего того, что обо мне говорили. В глазах каждого человека, который осознавал, кто я такой, до сих пор появлялся страх. Исключением были лишь члены моей семьи, большинство жителей Уошбрука, и самого замка.

И Пенни ещё гадала, почему я предпочитал путешествовать под личиной.

Я не боялся нападения. Я боялся быть узнанным. Я не мог вынести страха, ненависти и отвращения, которые видел в лицах людей вокруг.

Пенни видела это иначе, и она была твёрдо убеждена в том, что знай люди правду, они бы согласились с её точкой зрения. Но я знал правду, и если бы Пенни тоже знала, то она тоже боялась бы.

Я видел пустоту, касался её, и вернулся. И часть её всё ещё существовала внутри меня.

Архимаги были особенными. Мы могли слышать голоса вещей, другим недоступных — земли, ветра, моря, да вообще всего. Мы могли слушать эти вещи, становиться ими, и направлять их таким образом, который в корне отличался от нормального волшебства. Но все эти вещи оставляли на нас свой отпечаток.

Только я когда-либо слышал голос пустоты, и я всё ещё слышал его.