Мильч покраснел.

— Была же договоренность на конец того месяца, — проговорил он.

— Что делать, времена меняются, цены подымаются, — беспечно сказал Патлач. — Нужны башли. Сегодня.

— Я сейчас не могу, — глухо ответил Мильч.

Патлач помолчал, расковыривая носком узкой туфли шов на пластиковом полу.

— Я так и думал. Эти мне Эйнштейны без сберкнижки. Тогда вот… — Он вынул из кармана пиджака плоскую длинную коробку. — Небольшая услуга. Пусть полежит денька два здесь. В субботу ты принесешь ее к «Веге».

— Нет, — сердито сказал Мильч. Его и без того тонкие губы сжались в ниточку.

— Не надо, — мирно сказал Патлач.

— Что не надо? — возмутился Мильч.

— Не надо спорить. Моя просьба — пустяк, и ее следует исполнить.

В голосе Патлача было что-то заставившее Мильча протянуть руку к коробке. Еще не опустив ее в карман, он обнаружил, что собеседника уже нет. Был и исчез. Растаял, как эфемерида. Мильч тихонько ругнулся и пошел в лабораторию. Хорошо, что никто не видел.

«Обыкновенный шантаж, — размышлял он, садясь за столик, заваленный диаграммами от электронных потенциометров. — Сначала ты покупаешь у своего полуприятеля импортный приемник. Очаровательную, сверкающую, безотказную штучку. Назло соседям и друзьям, на зависть случайным знакомым и прохожим. Их клейкие взгляды греют твою душу. Ты единственный обладатель вещи редкостной, почти уникальной. Потом тебе говорят, что твой идол контрабандный. Может быть, кого-то где-то схватят, и тебе придется фигурировать. Процесс, огласка, реакция на работе, реакция дома, реакция в институте. Сплошная химия! И вот неуверенной рукой ты впервые берешь краденую вещь, чтобы спрятать ее от усталой, сбившейся с ног милиции. Ты уже преступник. Ты преступник, ты соучастник. Мильч, ты не посочувствовал майору Петрову с проницательным взглядом светло-серых глаз, и бедняга будет курить до утра в своем кабинете папиросы „Казбек“. Ты покатился по дорожке, усеянной розами и шипами комфорта.

А что делать? За красивую жизнь приходится платить устойчивым советским рублем и красными кровяными тельцами. Тельца объединяются. Золотой с эритроцитом».

— Роби, о чем замечтался? Готовь решетку. Дифрактометр запустим после обеда.

Ее приготовят другие. Вернее, она уже готова и ждет новых рук и новых глаз. Самая легкомысленная конструкция, придуманная людьми, — это тюремная решетка. Ни одну любовницу не ласкают так долго и жадно, не спуская с нее взгляда, как это неостроумное сооружение из металла. Поклонники у нее не переводятся. Неужели же карие с поволокой глаза Роберта Мильча должны будут созерцать стальную абстракцию, ставшую на его пути к комфорту? Что же, это не исключено. Возможно, майор Петров уже записал эту коробку под тридцать шестым номером в длинном списке вещественных доказательств. А возможно… Все возможно.

Мильч осмотрелся.

Вот стол, диаграммы, приборы, друзья, окно, солнце за ним. Но… где я? Меня уже нет здесь, я ушел в иные дали… А может, выбросить? Есть же канализация, она собирает всякие отбросы. Так почему бы ей не принять в свое лоно ошибки, промахи и неудачи людей? Канализация для дефектов разума и души. Отличная система: человек нагрешил, наблудил, накуролесил, потом понял, сходил куда надо и очистился.

Но, может, ничего страшного? Просто прием. Ловкий ход Патлача, чтобы затянуть в их капеллу. А капелла у них страшная. Но тогда, чтобы скомпрометировать меня, нужно пустить по этому следу майора Петрова. Возможно, что этот сероглазый товарищ уже набирает номер телефона нашего института, и тогда… Срочно выбросить!

Подумаешь, деньги за транзистор! Деньги я отдам через месяц.