Изменить размер шрифта - +
Он невольно обрадовался появлении Николая Федоровича, но не хотел показать свою радость. Вышел в коридор, сдержанно поздоровался и начал отнекиваться: надо еще работать, не брит… Но под веселым напором Тураева сдался. Особенно, когда тот предложил разобрать последнюю партию Ботвинника.

А поздно вечером, возвратясь домой, Кузьма Семенович долго не мог заснуть: вспоминал то рассказ Николая Федоровича о его сегодняшнем разговоре в общежитии, то, как чудесно играла на пианино жена Тураева, и сердце тоскливо сжималось. Уже засыпая, подумал Николае Федоровиче: «В его вере воспитателя есть заражающая сила. Может быть, действительно я смахиваю на электронную машину: все верно, а души нет?»

Мама спросила:

— Завтра, Кузя, рано?

— Рано, рано, — сонным голосом ответил он и повернулся к стене.

 

Весть о том, что Иржанов арестован, потрясла Нелли. Через несколько дней начали выясняться подробности. В городе, оказывается, раскрыта разветвленная шайка воров, превративших фотокомбинат в кормушку.

Ловкачи фабриковали открытки, альбомчики и через своих людей в киосках продавали их, а выручку делили. Анатолий промышлял виньетками и доставлял «товар» — ему перепадали мелкие куши.

«Вот тебе и „прощение таланту“», — сокрушенно думала Нелли. Присказка, заимствованная Анатолием у римского императора Веспасиана, «деньги не пахнут», оказалась сомнительной. Пахнут, да еще и премерзко.

Хорошо, что она редко бывала с ним в ресторанах, а то, гляди, и ее потянули бы как соучастницу. Страшен не столько укус собаки, сколько необходимость потом делать уколы против бешенства… Интересно, был ли у Анатолия обыск, видели там ее портрет? Иржанов изобразил ее с распущенными волосами, спадающими на обнаженные плечи.

А тут еще история с этим балбесом Кодинцом. Его предали анафеме сначала в группе, потом на общефакультетском собрании. Бр-р-р… Он извивался, как грешник на раскаленной сковородке: «Я осознал… Дайте мне возможность еще подышать воздухом лаборатории…» Не понимаю таких типов. Если не хочешь учиться, не извивайся червем. Приводила в бешенство противная манера Кодинца услуживать преподавателям, предупредительно распахивать перед ними дверь. Дооткрывался: в вестибюле университета появился приказ ректора — отчислить.

Как-то теперь он будет распевать песенку о своем сознательном и очень современном предке, ежемесячно выдающем ему зарплату?

Эти предки бывают современными тоже до известного предела. И ей родители написали, чтобы она подсократила расходы, а на будущий год и не думала жить на частной квартире.

Она вспомнила, как Кодинец на решительные наскоки Саши Захаровой: «Всякий неработающий человек бесчестен», отвечал пренебрежительно:

— Не гори таким ярким пламенем, будущий менделеевский стипендиат!

Теперь вот и сам погорел. Эх, Гарька, Гарька. А еще разглагольствовал:

— Знаешь малый джентльменский набор по Ремарку? Быть немногословным… Пить не пьянея… Давать сдачу обидчику…

— Но ты-то любишь поболтать, — возразила она.

— Зато умею пить не пьянея, — весело расхохотался Кодинец, — и пишу методическое пособие «Любвиология». — Теперь пей и пиши!

Нелли сидела перед трельяжем и наводила красоту… Уже недели три, как Саня бомбардирует ее из Севастополя письмами и телеграммами. Они становились все настойчивее. «Бросай все и немедленно приезжай», — говорилось в предпоследней телеграмме. А вчера ее взбудоражила новая: «Приеду вторник утром». Дальше шел номер поезда, вагона и решительная подпись: «Твой Саня». Откровенно говоря, она ждала и этого ультиматума и этого приезда.

Быстрый переход