Леокадия поняла это, погладила прохладную руку Веры.

— Все в жизни гораздо сложнее, чем мы, дурехи, представляли девчонками. И если…

Вера испуганно закрыла ей рот ладонью:

— Молчи, молчи!

Леокадию потянуло к морю. Попрощавшись с Верой, она пошла вниз по широкой лестнице, казалось бы, уходящей в море. Оно было спокойным, ничем не грозило, ни о чем не знало. «Нет, — думала Леокадия, глядя на синюю даль, — что бы ни ждало меня, я верю в жизнь и не боюсь ее…»

Она свернула к заливу, пошла вдоль него. До самого маяка безмятежна синевато-серая гладь.

На берегу островка терпеливо ловила рыбу цапля. Трубно прокричал чибис. Настойчиво перекликались в камышах кулички. Возле зарослей низкой густой куги игриво вскидывались сазаны. Живучий медоносный донник взобрался почти к самому полотну железной дороги, оттуда прощально помахивал белыми и желтыми метелками.

Проворно перебежал дорогу жаворонок с хохолком на головке, скрылся в глубине вязовой рощи.

Ну, хватит. Незачем растравлять себе сердце. Пора на вокзал.

…До отхода электрички оставалось несколько минут. Леокадия открыла окно вагона и, стоя возле него, грустно вглядывалась в крыши домов: вон высится интернат, а за ним — больница. Может быть, как раз в эту минуту Алеша читает ее письмо…

Какой-то шум на перроне привлек ее внимание. Она немного высунула голову из окна и увидела мчавшегося вдоль поезда Рындина. Он тоже увидел ее, замахал рукой, тяжело дыша, остановился внизу, не в силах произнести ни слова. Волосы его взмокли, по щекам текли струи пота.

— Что такое? Я сейчас! — встревоженно крикнула учительница и побегала к выходу.

Соскочив со ступеньки, бросилась к мальчику:

— Что случилось? Почему ты не в лагере?

Он, наконец, сумел продохнуть:

— Я узнал… вас переводят… На квартире был…

— Ну разве можно, глупышка, так бежать?

— Вы навсегда? Никогда не увижу?

— Что ты! Вот подрастешь и приедешь ко мне в гости.

— А вы писать будете?

— Конечно.

— Честное слово?

— Честное.

— Я правда к вам приеду!

Поезд вздрогнул и медленно двинулся с места. Она успела обнять Рындина, вскочила на подножку.

Пятиморск стал уходить, каруселью наплывая на море.

Рындин все продолжал махать рукой, пока поезд не скрылся за лесной полосой.

Промелькнула вербная роща. Быстро темнело. Белые стволы деревьев, словно шарахались от поезда. Вдали засветил зеленой точкой в Млечном Пути маяк деда Платоныча.