Все было теплым и постоянно подогревалось на жаровнях. На столе также стояли разнообразные фрукты и сыры, пирожные и конфеты, виноград и клубника с сахаром, острый чеддер, который таял во рту, дорогие шоколадные пирожные из Германии и восхитительные крошечные меренговые и ромовые шарики.
– И чего же ты пожелаешь, Лаура? – спросил Джеррит, когда мы подошли к столу.
– Конечно же, я хочу попробовать все! – смеясь, воскликнула я.
– Как всегда твое желание для меня закон, дорогая. Сначала он наполнил мою тарелку всем понемногу, а потом положил себе. Не увидев поблизости стульев, мы уселись прямо на лестнице, ведущей в правое крыло, тихо разговаривая и смеясь, как будто были молодыми влюбленными, хотя в этом году собирались отпраздновать шестую годовщину нашей свадьбы. Поев, мы поставили бокалы с шампанским и пошли танцевать. Не знаю почему, но я вдруг вспомнила, как в ту ночь, когда в Грандже праздновали день моего совершеннолетия и мы с Джерритом танцевали вальс, я впервые почувствовала на себе его руки. На мне тогда было белое платье, похожее на сегодняшнее кружевное розовое. «Неужели уже прошло семь лет?» – удивлялась я. Даже не верилось. Мой муж, возможно, тоже вспомнил, как впервые держал меня в объятиях, и от этого еще крепче сжал мою талию. Его глаза сверкали, когда он улыбался мне.
– Ты стала еще прекраснее, чем в ту ночь в Грандже, – прошептал Джеррит, и я поняла, что угадала его мысли, – и так же очаровательна, когда краснеешь, моя любимая.
Он легко поцеловал меня в губы, а потом музыка закончилась, разрушив очарование. Когда Джеррит вел меня к свободному стулу, то напряженно вглядывался в гостей в зале, как будто кого-то искал; на лбу появились вопросительные морщины.
– Ты видишь Ники, Лаура? – спросил он.
– Нет, – ответила я. – Но ведь прошло только восемь месяцев после смерти Лиззи, Джеррит, – напомнила я ему, – и он все еще в трауре. – Может быть, твой брат не захотел присутствовать на вечеринке.
– Я так не думаю. Торн тоже куда-то исчез, – спокойно заметил Джеррит.
– Торн? Какое это имеет отношение к Ники?
– Я объясню тебе позже, – вдруг резко сказал он. – Я должен прямо сейчас поехать на разработки.
– На разработки? – тихо воскликнула я, почувствовав вдруг странное беспокойство.
– Да, извинись за меня перед мамой и Анжел, ладно? – бросил Джеррит через плечо.
И он ушел по направлению к южной башне, а оттуда к люку, который открывал путь в туннель, ведущий к конюшням. Я долго смотрела ему вслед, беспокойно закусив губу. Как это похоже на мужчин! Достаточно вам сказать что-то, и вы не успокоитесь… Посмотрим, что же случилось… Упрямо сжав челюсти, я встала и последовала за мужем в южную башню, оттуда, освещая свой путь свечей, заблаговременно прихваченной в кабинете дяди Драко, спустилась в подземный коридор и побежала в конюшню.
Прохладный ветерок овевал меня, когда я карабкалась по лестнице, ведущей в конюшни. Она была довольно крутой. Поставив свечу и напевая, чтобы успокоить лошадей, которые заржали и зафыркали при моем появлении, я взяла уздечку и подошла к своему красавцу уэльскому коню Жоко. Он обычно возил двуколку. А так как Жоко был мал ростом, но с широкой спиной, на него будет легче взобраться и скакать без седла. Еще мне не хотелось беспокоить конюхов, потому что неизвестно, как те могли отреагировать на мой внезапный отъезд из Хайтса глубокой ночью, одной, одетой в красивое вечернее платье.
Я тихонько подошла к стойлу, сунула кусочек сахара коню и, оглянувшись на дверь в конюшню, чтобы убедиться, что меня никто не видит, вывела его наружу. Вокруг было тихо и безлюдно. |