Изменить размер шрифта - +
Он переродился и забыл о прошлом. Но характер остался, и опыт стёрся не весь». Это бы многое объяснило.

Помедлив, Дисайне ответила:

— Я слышала, есть те, кто боится. Они где‑то в подсобке. Сколько их? Вы сумеете их прикрыть и удержать, если что‑то случится? Они не заплачут, не побегут куда не следует?

Глаза Аньяля сузились, и Дисайне различила в них настоящее уважение.

— Да, —  согласился он, —  это проблема.

— Нужны кураторы, —  сказал Келвиш. – Куратор будет вести за руку и контролировать. Кто готов нести ответственность, поднимите руки.

Они не только подняли руки, они встали – почти все. Дисайне оглядела школьное фойе с неверием и восторгом. Она знала, что на месте этих детей её школьный класс повёл бы себя точно так же. Но она успела стать взрослой, и ей уже казалось, что дети не способны на такое, не должны быть способны.

Аньяль усмехнулся.

— Те, кто встал и не подумал про окна – сядьте. Вы не годитесь.

 

 

Сестра Аксель подбиралась к Лори бочком, словно воровка. Лицо её выражало невозможную гамму чувств: робость и стыд, радость и безумие, полное сознание этого безумия и расчётливую алчность, недоверие и вместе с ним – истовую веру. В побелевших пальцах сестра сжимала хирургические ножницы. Она уже дважды обкорнала золотую голову Голубя. Чудотворные волосы отрастали быстро, но всё же недостаточно быстро…

Лори улыбнулся, оборачиваясь к ней.

— Лори, —  хрипло спросила сестра, —  а почему они иногда обезболивают, а иногда нет?

— Не обезболивают?

В первые часы медики использовали золотые нити как шовный материал, но скоро поняли, что это слишком расточительно. Они легко поверили в их целительную силу: практичные люди, они верили своим глазам. Но они долго не могли допустить, что сила эта действительно столь велика. Лори наблюдал за ними, восхищаясь их профессионализмом. Раз за разом, с замирающими сердцами врачи экспериментировали и наконец нащупали оптимум. Теперь раны по возможности очищали, вкладывали в них частичку волоса и просто зашивали поверх. Мягкие ткани восстанавливались за считанные минуты, немного дольше регенерировали кости, дольше всего обновлялись – позвоночник и мозг.

— Обычно раненые не чувствуют боли, —  сказала сестра Аксель. – Но есть двое из группы Кси. У них болевой шок.

— А это самострельщики, сестра, —  объяснил Лори. – Дезертиров не обезболивает.

Сестра кивнула, приняв ответ как должное. Лори снова ласково улыбнулся ей, тряхнул отрастающими кудрями, и сестра Аксель быстро и аккуратно обрезала их вплотную к коже.

— Я же просил вас не стесняться, —  напомнил он.

Сестра Аксель неуклюже поклонилась и исчезла в дверях медпункта. Лори посмотрел ей вслед. Сестра была мастером своего дела и не тратила времени на пустые размышления. Но изредка она, конечно, задавалась вопросом о том, кто такой Лори. Ради собственного спокойствия она подыскала минимально подходящий ответ и удовлетворилась им. Она считала Лори кем‑то вроде Зрячего марйанне. Пока работы было невпроворот, правда могла подождать. Способность эйдетов исполнять свой долг при любых обстоятельствах подкупала Лори. В этом удивительном локусе от каждого можно было ожидать подвига. Будь иначе, возможно, он не стремился бы защищать их с такой страстью.

Голубь Мира спустился по ступенькам крыльца.

— Хара, —  позвал он и прикрикнул: —  Хара, ты что, спишь?!

Могучий рыжий пёс поднял голову и зевнул.

— Что ты от меня хочешь? – сказал пёс, уставившись на Лори жёлтыми мерцающими глазами. – Ничего не происходит.

— Это ты называешь «ничего не происходит»?!

— Да, называю, —  пёс снова зевнул.

Быстрый переход