— А где Ледранчик? – растерянно спросил Вася.

— Кстати о Ледранчике, —  процедила Уфриля. Головные плавники её встопорщились, бронзовые глаза потемнели. Вася испугался. – Вася, ты поступил очень некрасиво.

— Что? Я?! Когда?

— Почему ты не заблокировал связь? Мог бы хоть пароль поставить!

Вася заморгал. Судя по лицу Уфрили, случилось что‑то действительно плохое.

— Я не знаю, о чём ты, —  жалобно сказал он.

В раздражении Уфриля опустила плавники так резко, что подвешенные к ним колокольчики и цепочки заверещали и перепутались.

— Ледран ушёл, —  сказала она. – Ему очень плохо. И это всё из‑за тебя!

По тёмному коридору ползла чудовищная многоножка. Бесконечное сегментированное тело тускло поблёскивало в сумерках, тысячи лапок цеплялись за парчовую обивку, когда многоножка петляла по стенам. Черепа чудовищ следили за ней боязливыми взорами. Огоньки в их глазницах меркли и прятались глубже. Голова многоножки была человеческой и принадлежала Ллеулису Сайнсу.

Беззвучно Сайнс приблизился к занятому работой Ледрану и воздвигся над спинкой его кресла, будто кобра в позе угрозы. Ледран вздрогнул и выронил бумаги.

— Ллеулис, зачем вы меня всё время пугаете?

— А зачем же вы всё время пугаетесь, Ледран? – промурлыкал начальник отдела разработки, ритмично покачиваясь. – Послушайте, вы лукавите. Вы давно привыкли к образу жизни Лабораторий. Вы держитесь за старую схему восприятия только потому, что рассматриваете её как некий… мемориал в честь ваших погибших братьев.

Ледран вздохнул и опустил на стол огромные руки. Помолчав, он ответил:

— Вы правы. Никто никогда не станет восстанавливать Миры Страдания. Всё, что осталось от них – моя память.

Сайнс обвился вокруг Ледранова кресла и приподнял верхнюю часть тела над спинкой. Лицо его преобразилось, челюсти вытянулись и украсились шипами, над теменем поднялся костяной гребень. Ллеулис с любопытством заглянул в файлы координатора.

— Странно это сознавать, —  сказал Ледран задумчиво. – Я читал технические спецификации линейки. Как я понял, Миры Страдания изначально строились так, что у большинства живущих в них… не было выхода. Души проживали несколько жизней в условиях, которые не назвать иначе как адскими, и разрушались, чтобы из их фрагментов сформировались новые. А новые души ждала та же судьба… Разработчики возлагали надежды на некий процент, очень небольшой процент людей, которых окружающий мрак побудит проявлять лучшие свои качества. Рассчитывали, что они попытаются изменить мир, преодолеть его технические спецификации. Предполагалось, что эти усилия повысят их индекс, и их можно будет забрать в Лаборатории…

Сайнс безмолвно кивнул. В глазах его теплело сочувствие.

— И они были, —  продолжил Ледран. – Они были отважными и благородными, милосердными и верными слову. Небезупречными, конечно, небезупречными, Ллеулис, но хорошими людьми. Тем не менее, проект провалился, линейку закрыли. И теперь уже неважно, с кем они сражались, ради чего проливали кровь. Остался только я и моя память. Надеюсь, вы понимаете, почему я не хочу и не могу отказываться от неё.

— Понимаю, —  грустно прошелестел Сайнс.

В этот момент прозвучал сигнал вызова. Ледран встрепенулся.

— Кажется, Васенька нас вызывает, —  сказал он. – Или это не Васенька?

Окно связи открылось. Ледран вскрикнул. Рефлекторно он встал навытяжку. Начальник отдела разработки свился в несколько колец и подхватил упавшее кресло. Потом Сайнс настороженно заглянул в окно.

По ту сторону его стоял Амирани.