— Так не берет же трубку!

Еремеич покосился на внука с лукавой ухмылкой. Тот гневался вполне серьезно и серьезно же недоумевал. Тридцать лет парню, а что он в жизни видел? Казарму, море, горы, простые и понятные мужские радости.

— Вот влюбишься, тогда поймешь, как это можно к телефону не подходить, — проговорил дед тоном старушки-вещуньи.

Артем с досадой чертыхнулся.

— Я с тобой серьезно, а ты мне — «влюбишься»! Эдька же взрослый человек, ну! Должен понимать, что друзья волнуются. Дело опять же стоит. Ты же знаешь, мы каждую неделю собираемся…

— А теперь ему не до этого, — хмыкнул Еремеич. — Ты, Темка, рассуждаешь как пацан малолетний и, вдобавок, как эгоист!

Артем решил, что с него хватит. Вылез из-за стола и ушел во двор — посоветоваться с Никой. Но та никаких версий по поводу странного поведения Эдика не дала.

Он попытался додуматься сам. Допустим, эта невеста — Агриппина, что ли? Ах, нет — Глафира! — сексуальная террористка. Или, например, боится, что жених сбежит накануне свадьбы. Вот и не выпускает его никуда, даже к телефону. Ну, а сам Эдька чего же? Неужто не понимает, чем это грозит?! На заводе и в сочинском филиале не появляется, работа стоит, Степка с Сенькой вопят благим матом, не умея справиться с клиентами-самодурами. Эдик же знает, что близнецов без присмотра оставлять нельзя, они вмиг от его конторы камня на камне не оставят. Только под его чутким руководством агентство по недвижимости цвело и благоухало, а братья выполняли четкие инструкции друга вполне добросовестно.

Не иначе, как затмение приключилось в Эдькиных мозгах.

А если эта его Фекла — тьфу ты, Глафира! — решит, что ему вообще работать необязательно, не говоря уж о том, чтобы просто встречаться с друзьями?! А если затмение не временное, а навсегда?!

И станут они изредка перезваниваться, справляясь о здоровье друг друга и обсуждая погоду. В редкие праздники соберутся за столом, а Горгона — да нет же, Глафира! — чинно поставит на стол поднос с кофейником и белоснежными салфетками. И даже ретивым близнецам не удастся ее победить, и на рыбалку Эдька не пойдет, и над шутками Степана смеяться перестанет, и распекать рассеянного Семена, назначающего свидание трем девицам сразу, будет ему некогда, и горячие, веселые споры с Артемом о политике и прочей дребедени вряд ли уже его увлекут.

До свиданья, друг мой, до свиданья, угрюмо подумал Артем.

— Ты бы лучше с Эдуарда пример взял, чем костерить его на все лады, — неслышно подобрался дед.

Артем подивился дедовой проницательности, но насчет примера возразил.

— Хочешь, чтобы я в дом какую-нибудь грымзу приволок, да? — усмехнулся он невесело.

— Почему грымзу? Найди девушку хорошую.

Что дед под этим подразумевал, выяснить не удалось, потому как во двор с приветственными криками ввалились два молодца. Те, что одинаковы с лица.

Лица были привычно небриты, дочерна загорелы и хитровато ухмылялись.

— Вот здорово, что ты дома! — заорал Семен. — Давай, собирайся!

— А где ему быть, если не дома? — ворчливо заметил дед. — В горах все тихо, на море — наоборот. Видали, небось, как штормит. Вот и сидим.

— Здрасте, Кондрат Еремеич, — опомнились близнецы и принялись с обеих сторон трясти деду руки.

Артем смотрел исподлобья.

— Вы чего такие вздрюченные-то? Что случилось?

— Я же говорю, — обернулся Семен, — Эдька пропал, давай собирайся!

— Что ты его путаешь? — втиснулся между ними Степка. — Это не Эдька пропал, а жена его пропала!

— Да я же фигурально выражаюсь! — сердито откликнулся тот.