Георгий был уже вверху, а она карабкалась, выбиваясь из сил, тянулась за его рукой — а он убирал ее все дальше и дальше. Совсем выбившись из сил, она рухнула на тропу, и крикнула ему — подонок! А он перестал улыбаться и сказал — ты должна сделать это сама. Обязательно — сама.
И она сделала…
Взяв еще стаканчик с кофе, она спросила у продавца, есть ли что покрепче. Это было запрещено, но покрепче нашлось — продавец продал из-под полы бутылку виски. Еще она купила женские прокладки — они хорошо впитывают кровь. С этим — она направилась к туалетам.
Переглянувшись, трое молодых арабов, тусовавшихся тут в поисках жертвы — направились следом…
Для Абдаллы, подонка с окраин — предстоящее дело было так… даже и не делом вовсе. Обычной прозой жизни, чем-то, о чем не стоит даже и думать. Ограбить, возможно, изнасиловать — это они совершали походя, даже не задумываясь о преступности своих действий. Они искренне считали, что любая белая женщина должна принадлежать им, когда они того захотят — просто потому, что они мусульмане, а эта шлюха — неверная.
А все неверные — принадлежат мусульманам.
Он родился и вырос в квартале, который застраивался во времена, когда пал де Голль и к власти пришли левые. Симпатизировавшие Советскому союзу и старавшиеся брать с него пример — они начали массово застраивать пригороды Парижа дешевым социальным жильем, создавая спальные районы как в городах СССР. Постепенно, эти районы стали рассадником самой оголтелой гопоты и криминала. Полиции в этих районах было все меньше и меньше — Франция вообще содержала явно недостаточный аппарат полиции и спецслужб. В итоге — в этом районе подрастало уже четвертое поколение совершенно антисоциальных личностей. Они искренне верили, что государство обязано обеспечивать их всем необходимым, а они никому и ничего не должны.
Сначала — в эти районах жили «свои» подонки — но их вытеснили мусульмане. Дело в том, что согласно французскому законодательству, пособие для женщин, родивших четырех и более детей столь высоко, что можно не работать вовсе. Для французской семьи четыре ребенка это много, для арабской — мало. Понимаете, да?
Абдалла, родившийся в такой семье, почти не ходил в школу, зато исправно посещал «мусульманский культурный центр», где его обучали шариату. Понимание шариата было крайне примитивным — мы правоверные, а они неверные, они нас угнетали, а теперь возьмем все с лихвой. Сочувствовал Абдалла и Исламскому государству. Однажды, к нему после пятничной проповеди подкатил какой-то тип, предлагал бесплатно съездить в Пакистан — но Абдалла отказался. Он уже плотно присел на криминал — грабил, приторговывал наркотиками и вообще творил, что его душе угодно. Например, не раз и не два он поджигал машины в городе — просто так, потому что скучно и потому что это машина неверных.
Сейчас они тусили на вокзале, ждали человека с Марселя — но приметив привлекательную белую шлюшку устоять не могли. Абдалла заметил, что она какая-то не такая… круги под глазами — наркоманка может быть. Оно и к лучшему…
Они спустились вниз, к туалетам, встали в коридоре в ожидании жертвы. Те, кто их видел — поспешили уйти. Никто даже не думал вызывать полицию — потому что парижане были толерантными, что значило — что они смирились с криминальной оккупацией их города.
И вот появилась она. Темная блузка, брюки, круги под глазами. Абдалла причмокнул — при свете энергосберегающих ламп она показалась еще красивее.
— Привет, белая шлюшка — сказал он — поиграем?
В ответ в него полетела сумочка.
— Лови!
Он машинально схватил — а у девицы в руке вдруг оказалась бутылка, и сама она — оказалась рядом. |