Вот тут кусок в горле хоть и не застрял, но был очень вовремя. Пока я жевала, думала, как рассказать. Ника терпеливо ждала, а я размышляла, прилично ли обсуждать такие вещи. Я ведь в общем-то и не видела, как тот сновидец её убил, но сама бы я не хотела такое обсуждать с незнакомцами. Выхода впрочем всё равно другого не было, и я, не отрывая взгляда от своей кружки, выложила, что помню.

- О! - Ника похлопала меня по руке. - Ну надо же. А я так и думала, что ты меня не помнишь. Столько лет прошло. Хотя как по мне, ты совсем не изменилась.

Я только хлопала глазами, пока Ника рассказывала мне события двенадцатилетней давности. Она рассказывала, а я вспоминала или же представляла с чистого листа — разобраться в этом было сложно. Память дошкольников вообще ведь сложная, вот и я сейчас не понимала, как можно было забыть Нику. Ту самую Нику, которая умела жонглировать двумя яблоками и делать колесо — причина моей необычайной зависти. Странно, сейчас Ника выглядела лишь немного старше, а тогда мне казалось, что она недосягаема. Рыжая длинноногая подружка из моего самого повторяющегося сна.

Как оказалось, тогда Нике было всего одиннадцать, и она нечаянно провалилась в мой сон, а потом приходила раз за разом, словно заглядывала за соседкой, с которой весело и рядом с которой она выглядела куда могущественнее, чем могла даже надеяться в реальном мире. Это умение проваливаться в чужие сны через несколько лет привело её в Университет, но решилась в нем учиться она не сразу. Её вполне устраивало и такое «заглядывание» в чужие сны, всерьез что-то учить и сдавать ей не хотелось.

Мне до ужаса захотелось посмотреть в зеркало — неужели с тех пор я настолько не изменилась, что Ника так легко меня узнала? И спрашивать было стыдно. Вместо этого я спросила:

- А ты всё ещё умеешь делать колесо?

Ника снова захихикала.

- О да, Ольчик, умею!

Только мама в детстве, до пятого класса, не дольше, да еще Ника звали меня так. По телу расползлось тепло. Хотя, может, тут дело было в выпитом чае - он был крепкий и ароматный, самое то для посиделок, согревает и руки, и нутро.

Удивительное дело, я не вспоминала об этом сне так долго, и сейчас не могла понять, как же я справлялась, когда моя взрослая подружка перестала приходить. Зато родители, наверное, вздохнули с облегчением — снящиеся или выдуманные друзья взрослым никогда не нравились.

- Давай, я всё-таки тебе тут всё покажу, - снова предложила Ника, подтягивая поближе одну из лестниц. - Пойдем. Здесь мы проводим довольно много времени. Куда удобнее читать учебники и писать конспекты не в библиотеке и не в наспех выдуманном собственном сне, а тут. Здесь всегда находится несколько сотен студентов, но мы попадаем в разные моменты времени и пересекаемся редко и мало с кем. Только если хотим встретиться, ну и совсем случайно. Самое лучшее в снах — это роскошная возможность встретить отличную случайность. В реальной жизни они куда скучнее.

Мы взобрались по лестнице выше, где медленно кружили подушки, на которых лежали книги и свитки.

- Тут позаниматься можно, - заметила мой взгляд Ника. - Чужие конспекты все равно в руки не дадутся, хотя есть тут заядлые списывальщики, которые пытаются приманить их и охотятся так часами. Но это само по себе особо редкое умение, да и работы они только переписывают и на месте оставляют.

Я поняла, что больше не выдержу. Этот малосодержательный веселый треп был чудо как хорош, но мня не оставляла одна мысль.

- Слушай, Ника, - я остановилась и бросилась в свой вопрос с головой. - А это больно, когда... как в том сне?

Ника перестала улыбаться и задумчиво куснула кончик хвоста.

- Если сон сделан хорошо, то довольно больно, - наконец признала она. - Но не страшно, и это хуже всего.