Тот продолжал: — Но вы, Лестрейд, упомянули дело в Лористон-Гарденс. Без Холмса его, пожалуй, не удалось бы раскрыть. Вы собирались перевернуть весь Лондон в поисках девушки по имени Рэчел, а речь шла о слове Rache, что по-немецки означает «месть», именно эту улику оставила нам жертва.
Детективы за столом заулыбались, кое-кто даже засмеялся в голос.
— Впрочем, нет худа без добра, — взял слово инспектор Югал. — По крайней мере, нас больше не будет высмеивать его помощник, доктор Ватсон. Мне всегда казалось, что его писания не делают нам чести.
— Да, престранный был тип, чёрт подери, — воскликнул пятый участник встречи. Говоря, он протирал очки указательным и большим пальцами, словно желая получше разглядеть сидевших в комнате. — Я работал с ним по делу о пропавшей лошади по кличке «Серебряный». Весьма престранная личность. Шерлок Холмс, конечно, не лошадь. Обожал говорить загадками. Вот уж воистину «собака, которая лаяла ночью»! Я им восторгался. Он мне нравился. Но что мне будет его не хватать — сомневаюсь.
— Его методы всегда казались мне подозрительными, — высказал схожее мнение Форрестер. — У него всё выходило легко и просто, а мы были готовы верить ему на слово. Но разве можно определить возраст человека по почерку? Или рост по длине его шага?
Многое из того, что он утверждал, было необоснованным, ненаучным, а то и смехотворным. Мы верили ему, потому что он добивался результата, но всё это нельзя брать за основу для работы современного детектива.
— Он делал из нас дураков, — воскликнул ещё один инспектор. — Я тоже однажды прибегнул к его помощи. Но не кажется ли вам, что мы стали попадать в зависимость от мистера Холмса? Неужели без него мы не раскрыли ни одного дела? — Он повернулся к коллегам налево, потом направо. — Не хочу показаться неблагодарным, но его уход — это возможность действовать более самостоятельно и самим добиваться результатов.
— Хорошо сказано, инспектор Ланнер. — Эти слова произнёс Макдональд, и все взгляды обратились на него. — Я никогда не встречался с мистером Холмсом, — продолжал он с явным шотландским акцентом, — но мы, безусловно, согласны, что человек этот достоин нашей благодарности и нашего уважения — а теперь мы должны идти вперёд. Хорошо ли, плохо ли, но мы остались без его поддержки, и, признав это, давайте рассмотрим дело, ради которого мы собрались. — Он поднял лежавший перед ним лист бумаги и начал читать вслух: — Мистер Скотт Лавелль подвергся пыткам, перерезали горло. Генриетта Барлоу задушена. Питер Клейтон, известный нам мелкий преступник, — убит ударом ножа. Томас Джерролд и Люси Уинтерс задушены. Все жители дома в респектабельном пригороде отправлены к праотцам в течение одной ночи. Мириться с этим, господа, мы не можем. Допускать такое нельзя.
Все присутствовавшие что-то пробурчали в знак согласия.
— Насколько я понимаю, это не первые в Хайгейте смерти за недавнее время. Так, Лестрейд?
— Вы правы. Месяц назад было совершено убийство. Убитый — молодой человек по имени Джонатан Пилгрим. Руки были связаны, убит выстрелом в голову. — Лестрейд взглянул на меня, будто виновником этого убийства был я, и внутри у меня всё закипело. С Пилгримом меня связывали тёплые отношения. И его смерть, больше чем что-то другое, заставила меня отправиться на поиски Кларенса Деверо. Но я тут же успокоился — у Лестрейда просто такая манера. Он ничего не имел в виду. — Из бумаг Пилгрима следовало, что он американец и приехал к нам недавно, — продолжил он. — Наверное, его интересовал Лавелль, потому что тело его было найдено неподалёку от Блейдстон-хауса. |