– Опять вы за свое…

– Тихо, наберитесь терпения и дослушайте. Очаг возгорания должен быть рядом со складом, где экспедиторы будут грузить оружие. Пожар должен возникнуть в таком месте, куда очень трудно добраться, скажем, рабочим или местным пожарным. И еще: пожарную тревогу должны дать вы, как только начнется погрузка оружия. А теперь о ваших сообщниках.

Они должны попасть к месту возгорания заблаговременно, хорошенько забаррикадироваться, расчистить место, открыть окна или другие проемы и только после этого запалить безвредные и безопасные дымовые шашки. Нам ведь не нужно никакого пламени. Для стандартной паники и дыма хватит, который, кстати, бывает без огня, и будет валить из всех щелей, поднимаясь к облакам, как пар из трубы.

Пусть на всякий случай прихватят с собой огнетушители. Но поджигать шашки надо по сигналу. Как только появится дым, нужно дать тревогу, а спецназ появится у ворот через пять минут. Они могут подождать сигнала в соседнем переулке. Так будет решен вопрос с проникновением отряда на завод. Дальше ребята свою работу знают, с хорошим планом они справятся с заданием.

У Вари заблестели глаза и появилась улыбка.

– Из окна директора и моего видны склады, а рядом стоит корпус третьего цеха, на чердаке которого находится старое оборудование. Вход на чердак можно блокировать изнутри.

– Главные вопросы решены! – хлопнул в ладоши Горелов. – Сейчас я звоню Марецкому в Москву, и приступаем к поискам дымовых шашек и переговорам с пожарными. Если мы их убедим в важности готовящейся акции, то можно сказать, что дело сделано на три четверти. Главным нашим преимуществом все еще остается фактор внезапности.

***

Келья, увешанная иконами, хранила устойчивый запах ладана. Игумен Пафнутий лежал на широкой кровати под балдахином и устало смотрел на стоявшего у изголовья монаха.

– Молю Бога о смерти, Платоша. Силы покидают меня, но душа все еще цепляется за тело. Устал я. Завтра в нашу обитель приезжают митрополит Симеон и епископ Феофан. Будут исповедовать меня, монастырь готовить для передачи в новые руки. За тебя просить буду. Ты его своими руками возродил, тебе и быть в нем хозяином. Подам прошение Святейшему Патриарху нашему. Он мне не откажет. Готовься принять сан архимандрита, сын мой.

– Отче, Феофан ревизию проводить намерен? Ведь он этой частью в епископате ведает? Неужто не верят нам? Ни один монастырь столько податей в казну не дает, как Кинский.

– Не держи обиды на Синод. Так положено при передаче владений от старого к новому. Знаю, считанные дни мне осталось пребывать на этом свете, ангелы напоминают мне о своем приходе. Сам я уже не встану, ты уж встреть достойно членов Синода, дорожки подмети, кустарники постриги, цветники полей.

– Почему вы, отче, раньше не сказали? Времени в обрез!

Игумен поднял указательный палец. Платон подошел ближе и увидел на ночном столике телеграмму. Он все понял. В монастырь приезжает ревизия, состоящая из огромной свиты высокопоставленных церковников. Платон встал на колено, поцеловал руку настоятелю и тихо сказал:

– Я все сделаю, святой отец.

Платон вышел из душной кельи на свежий воздух. По дороге в свою избу он дал несколько распоряжений монахам. Над Кинской пустошью надвигалась ночь.

Влетев в избу, словно вихрь, он бросился в другой конец залы, отшвырнул ширму в сторону и взялся за телефон. Ни один нужный номер не отвечал. Прошло немало времени, пока он услышал ответ на другом конце провода.

– Это ты, Зяма?! Где Дантист? Где Пигмей? Ни один телефон не отвечает.

– Тихо-тихо, Сильвестр. Никто не обязан привязывать себя цепями к телефонам. Шеф серьезно заболел. Его днем увезла «скорая помощь», сердечный приступ. Лежит в реанимации, но врачи говорят, что выкарабкается.