Маргред смотрела, как дельфины удалялись, играя и прыгая, и горло у нее перехватило от радости и ужасного отчаяния. Они пришли по ее зову, успокоили и утешили ее, но она не могла последовать за ними в зеленую прохладу моря, уйти в набегающие волны, удалиться в расцвеченную золотом темноту океана.

Чувство потери снова обрушилось на нее и потянуло вниз, как намокшая одежда. С тяжелым сердцем она повернулась, чтобы выйти на берег.

У самой линии прибоя стоял Калеб. И при виде его, надежного и непоколебимого, Маргред вдруг стало так легко, что она на мгновение забыла о своих страхах и тревогах.

Он изумленно покачал головой.

— В жизни не видел ничего подобного.

Осторожность и предусмотрительность вернулись к ней как по мановению волшебной палочки. Маргред задорно склонила голову к плечу.

— Получается, я произвела на тебя столь ничтожное впечатление, что ты даже не запомнил меня голой?

Калеб улыбнулся, чего она и добивалась. Но сбить его с толку было очень и очень непросто.

— Я говорю о дельфинах.

— Ты и раньше должен был видеть дельфинов.

— Но не так, чтобы они буквально были готовы выскочить на берег, да еще настолько близко к человеку. Как-то в детстве, когда я был маленьким, мать… — Он осекся.

Его мать? Маргред почувствовала, как по жилам пробежала дрожь возбуждения. Его матерью была селки. Если он знал об этом, если хоть немного помнил ее, может быть, она все-таки сможет ему довериться.

— Когда ты был ребенком… — подтолкнула она его.

Калеб заколебался, потом равнодушно пожал плечами.

— Это было давно. Мне в ту пору было четыре. Может, пять. Мать привела меня на пляж. Она редко так делала. Дилан — да, иногда… Словом, она купалась на глубине, куда мне еще не разрешалось заплывать, когда появились дельфины. — Глаза его цвета морской зелени были глубокими, в них читалось отчаяние. — Все эти годы я думал, что все это выдумал. Что на самом деле этого никогда не было. Ну, ты понимаешь, как это бывает у маленьких детей, если они остаются одни или им скучно.

Ее собственное детство скрывала невообразимая тьма времени. Впрочем, Маргред не могла припомнить, чтобы когда-нибудь ей бывало скучно. А вот что такое одиночество, она понимала прекрасно.

Она коснулась его руки.

— Расскажи мне о своей матери.

Калеб отвернулся, и на скулах у него заиграли желваки.

— Рассказывать-то особенно и нечего. Она бросила нас, когда мне исполнилось десять… Тебе лучше накинуть на себя что-нибудь.

Интересно, что беспокоит его сейчас? Маргред была изумлена и немного обижена.

— Почему?

В глазах у него заплясали озорные огоньки.

— Непристойное поведение карается в штате Мэн максимальным сроком тюремного наказания в шесть месяцев или штрафом в пятьсот долларов. Ты же не хочешь, чтобы мне пришлось арестовать тебя?

Маргред тряхнула головой.

— Ты почти так и сделал. Запер меня одну в доме на все утро.

— Я оставил тебя с моей сестрой. Которая, кстати, очень беспокоится о тебе. Почему, черт возьми, ты не сказала ей, куда идешь?

— Ее в тот момент не было.

— Ты могла бы оставить записку.

А вот такая мысль даже не пришла ей в голову.

— Я не привыкла докладывать о том, куда ухожу и когда приду.

— Тогда можешь начать привыкать к этому прямо сейчас.

Изумленная, Маргред встретила его взгляд.