— На вашего Купидона можно оставить дом, когда отправляешься в поездку, патрон, — заметил олдермен, как только они сошли с крыльца. — Он словно амбарный замок: имея такого сторожа, можно спать спокойно. Жаль, что я не поручил этому честному старику ключи от конюшни.

— Мой отец говорил, что ключи лучше всего хранить под подушкой, — невозмутимо изрек владелец сотни тысяч акров.

— Ах, Каиново отродье! Смешно ожидать, чтобы на кошке вырос куний мех. Так вот, мистер ван Стаатс, по пути к вам я встретил экс-губернатора; кредиторы разрешили ему дышать свежим воздухом в тот час утра, когда назойливые зеваки еще не продрали глаза. Надеюсь, патрон, что вам повезло и вы успели получить свои деньги до того, как этот человек впал в монаршью немилость?

— Мне повезло в том, что я никогда не ссужал его деньгами.

— Тем лучше! Бесплодное помещение капитала, не иначе. Огромный риск и никакого возмещения. Мы беседовали с ним на различные темы и среди прочего осмелились коснуться и ваших сердечных притязаний на мою племянницу.

— Какое дело губернатору до намерений Олоффа ван Стаатса или склонностей мадемуазель де Барбери? — сухо спросил патрон Киндерхука.

— Мы и не разговаривали об этом в таком духе. Виконт был откровенен со мной, и, если б он не завел разговор за пределы благоразумия, мы могли бы прийти к более счастливому завершению нашей беседы.

— Рад, что вы вовремя остановились.

— Виконт перешел на личности, а это не может прийтись по вкусу благоразумному человеку. Но, между прочим, он сообщил, что «Кокетка», возможно, получит приказ крейсировать у Вест-Индских островов!

Мы уже упоминали о том, что Олофф ван Стаатс был красивый, представительный молодой человек крупного сложения; весь его облик свидетельствовал о том, что он истинный джентльмен. Хотя он и был британским подданным, однако, по характеру, чувствам и взглядам его скорее можно было счесть за голландца. При упоминании о своем сопернике он покраснел, хотя было неясно, что явилось причиной его волнения — гордость или досада.

— Если капитан Ладлоу предпочтет крейсировать в Вест-Индии вместо того, чтобы охранять наши берега, я надеюсь, его желание будет удовлетворено, — последовал осторожный ответ.

— У него громкое имя, но пустые сундуки, — сухо заметил олдермен. — Мне кажется, если попросить адмирала направить столь достойного офицера туда, где он сможет отличиться, капитан будет лишь благодарен за это.

Флибустьеры принялись совершать налеты на торговцев сахаром и начинают беспокоить даже французов на юге.

— Говорят, капитан Ладлоу храбрый командир.

— Терпение и спокойствие духа! Если вы желаете добиться успеха у Алиды, вам нужно действовать более решительно. У нее темперамент француженки, медлительность и молчаливость вам не помогут. Сам Купидон устроил эту поездку в «Сладкую прохладу», и я надеюсь, что вы с Алидой вернетесь в город в такой же дружбе, какая связывает штатгальтера и члена законодательного собрания, помирившихся после стычки по поводу годового ассигнования.

— Успех этого дела очень близок моему… — Молодой человек умолк, словно удивляясь собственной болтливости, и, воспользовавшись тем, что его туалет был совершен в спешке, сунул руку под жилет, прикрыв широкой ладонью ту часть тела, которую поэты отнюдь не воспевают как местопребывание страстей.

— Если вы имеете в виду желудок, сэр, вы не будете разочарованы, — подхватил олдермен несколько более сурово, чем позволяла присущая ему осторожность.