Я подняла голову и увидела в конце пирса фигурку в длинном черном плаще с откинутым капюшоном. Лицо цвета слоновой кости было повернуто к воде. Обе руки китаянки были выпростаны из-под плаща, и я увидела, что она держит в них кривой пиратский крис. Я в ужасе проследила за ее взглядом.

Несколько рабочих в небольшой шлюпке вытаскивали из прибрежных вод что-то темное. Я стиснула руку Брока. Он ответил на мой невысказанный вопрос:

— Лиен стояла у пирса, когда Ян попытался убежать, и заступила ему дорогу. У нее в руках был меч, и она, мне думается, убила бы его. Он выбрал воду. Я на бегу видел, как все произошло.

Вот злая ирония судьбы: Ян ведь так боялся воды, он и плавать-то не умел!

Но я не обрадовалась его гибели. Я хотела бы видеть Яна живым, и чтобы он был порядочным, надежным человеком. Жаль, что он не был таким, а только притворялся.

— Но как ты узнал? — спросила я Брока. — Как успел добраться до нас?

Он взял у меня из рук цепь Люцифера.

— Да вот, зверюга примчался в доки, я и понял, что кто-то его выпустил. Значит, что-то случилось. Побежал самым коротким путем к дому и увидел дым. Лиен стояла на пирсе и сказала мне, что вы там.

Мы подошли к скалистому уступу над верфями, и я остановилась. Я все поняла. Вероятно, Лорел заметила пожар с башни маяка и сделала единственное, что могла — отпустила Люцифера, зная, что тот обязательно найдет и приведет хозяина.

Но Лорел на маяке уже не было. Маленькая фигурка уже сломя голову мчалась к нам и вскоре девочка бросилась в мои объятия. Охнув, она прижалась ко мне, а потом с робким обожанием подняла глаза на отца.

На берегу люди хлопотали над миссис Маклин, потом помогли перенести ее в дом. Брок, Лорел и я вместе взобрались по уступу, и всю дорогу мой муж обнимал меня. Все, что я должна была ему рассказать, теперь не имело значения. Мне было все равно, дочь я Обадии или Натаниэля. Если переменилась я, то переменился и Брок. Он ожил, оставив в прошлом все свои разочарования и утраченные надежды. Нам еще многое предстояло, но теперь мы могли встретить судьбу вместе.

Только подойдя к дому, я вспомнила о письме своей матери. Оно сгорело вместе с кораблем. Я никогда не прочту написанное Карри Хит. Мое сердце сжалось от горя. Письмо было для меня частичкой моей матери. Я никогда не прочту его. Что ж, зато я нашла свою любовь и никогда больше не буду предаваться бесплодным мечтам,

* * *

Прошел почти год с тех пор, как сгорела "Гордость Новой Англии". Эти последние строки я дописываю на борту отважного корабля — "Морской яшмы". Вкус сажи исчез у меня с языка, запах дыма наконец-то больше не тревожит мои ноздри.

Я жена капитана клипера и сопровождаю его в этом рейсе, как многие жены сопровождали до меня своих мужей. Были и штормы, и лишения, но мы все преодолели. "Морская яшма" вышла из возраста юности, потому что корабли стареют от работы, как и люди. Но она все еще красавица, и если и помнит кровь на своих чистых, отдраенных песком палубах, то виду не подает. Мне кажется, в команде нет человека, который считал бы ее порченой.

С какой любовью заделывали в доках бэскомовской верфи ее шрамы и раны! И с какой гордостью она несет желтый флаг! Только старую, потрепанную носовую фигуру мы не стали заменять или ремонтировать. Коричневая и огрубевшая, с трещинами в дереве, она по-прежнему гордо рассекает грудью ветер — странная фигура восточной девушки с европейским лицом. Быть может, лицо это уже не так красиво, но, мне кажется, так же отважно, как и раньше.

Наше путешествие, рейс в Китай, было долгим. И в нем мой муж сделал мне бесценный подарок. Он вернул мне моего отца. Он дал мне понять, что кровь и происхождение не всегда определяют судьбу. Натаниэль Хит — человек, выбравший меня в дочери, он и останется моим настоящим отцом.