Хотелось рухнуть на колени и взвыть в голос.

Люди же…

И вот эти выражения лиц, глаза… боги! Глаза!

У тех, кто стоит на помостах – покорное у тех, кто ходит внизу – жадное, приценивающееся.

Вот какая-то тетка с лицом бордель-маман щупает девушку на помосте, хватает за грудь, за живот, требует показать зубы.

Рядом мужчина средних лет приценивается к молодому парню, но уже иначе. Рассматривает мышцы, требует поднять что-нибудь тяжелое…

– Прикажи ей повернуться, я осмотрю задницу. У меня клиенты любят по-разному…

– Гляди, каков гигант! Долго прослужит!

Алаис шагнула назад – и резко согнулась вдвое.

Комок все-таки не удержался внутри. Женщину рвало долго и мучительно. По счастью, рядом с работорговческой площадью домов не ставили, а угол склада послужил неплохим прикрытием.

Наконец Алаис сплюнула на землю остатки желчи, и сделала пару шагов вперед.

Надо бы найти хоть кого – и спросить дорогу. Но… даже дотронуться до продавцов или покупателей она не могла. Было так мерзко, что она боялась не сдержаться.

Токсикоз?

Или простое человеческое отвращение?

– Да пошла ты в… и… старая… по… к…!!!

Звонкий мальчишеский голос так изобретательно ругался, что Алаис невольно встрепенулась. Сделала шаг вперед, второй, третий…

На помосте стоял мальчишка лет пятнадцати.

Тощий, весь в синяках и ссадинах, серые глаза горят злым огнем из-под русой челки, ребра видно напросвет, но…

Никто из рабов не решался спорить с судьбой.

Они уже сломлены. Уже забиты. Уже превращены в домашнюю скотину.

А вот мальчишка считает, что лучше умереть. И, кажется, этот момент близко.

Одного взгляда Алаис хватило с лихвой. И на мальчишку, и на стоящую перед ним толстую тетку с водянисто-голубыми, блеклыми какими-то глазами, и на надсмотрщика, который занес кнут…

– Стойте!

Голос она натренировала. По крайней мере, на нее обернулись. И продавец, и тетка в жутковатом красном платье с черными кружевами, которое смотрелось на ней, как комбинация на хрюшке, и надсмотрщик, и даже сам мальчишка.

Алаис выпрямилась. Черт возьми, в этом мире она – герцогиня Карнавон! И если назовет свой титул, эти твари обязаны будут склониться перед ней.

Но называть ничего нельзя. А значит…

– Сколько ты хочешь за этого щенка?

И надменности в голосе побольше, побольше…

– А тебе что, парень?

– Раз спрашиваю – значит, есть и дело и деньги, – лениво пояснила Алаис, удостоившись еще одного потока ругательств от паренька. Смерила мальчишку насмешливым взглядом и пожала плечами. – вряд ли ты его еще кому продашь.

– Ну, почему же. В моем деле он точно пригодится, – усмехнулась тетка. – Есть у меня любители зады повторять.

Алаис даже не удостоила ту взглядом.

– Так сколько стоит паренек?

– Пятьдесят золотых, господин, – недолго думая, обнаглел продавец. – вы не смотрите что тощий. Зато сильный, выносливый…

– Ага. И чтобы проявить эту выносливость, требуется забить его до полусмерти? – ехидно уточнила Алаис.

– Найдутся любители, – прищурилась тетка.

Таких Алаис тоже просчитывала в минуту. Начни она сейчас торговаться, спорить, ругаться – и парню не поможет, и свои капиталы засветит, и…

– Пятьдесят монет? Ну, за торговца я бы столько еще заплатил… по весу. А за мальчишку – нет. Берите его, уважаемая.

Тетка разинула рот.