На месте, указанном негром, нашли одного из лучших людей экипажа Дагге. Он был мертв, а труп его был тверд, как кусок дерева.

Моряки не теряли времени в пустых совещаниях над трупом этого человека, которого любили все ойстер-пондцы. Через двадцать минут нашли другое тело; оба трупа находились на дороге между домом и разбитым кораблем.

Росвель остановился только на минуту, чтобы внимательно взглянуть на труп, и спешил далее к разбитому кораблю. Через десять минут они находились уже в ледяных пещерах, вошли в каюту и прежде всего начали разводить огонь. В чулане было запасено много дров, и было очевидно, что многие старались добыть огня. Холод жестоко проникал под платье. Стимсон первый вошел в чулан, другие следовали за ним, неся факелы, полотно, напитанное жиром, и немного приготовленной бумаги. В каюте сделалось гораздо теплее, однако, когда Росвель посмотрел на термометр, то увидал, что вся ртуть была в шарике.

Гарнер осмотрел каюту. Из виньярдского экипажа виднелись только трое, хотя можно было думать, что многие были закрыты кучею одежд. Один был так близко около факела, что свет падал на его лицо.

Этот человек сидел. Его неморгающие глаза были открыты и устремлены на пришельцев; губы были раскрыты, и Росвель сначала ждал, что он заговорит; но неподвижные черты, одеревеневшие мускулы моряка и странное выражение его взгляда скоро раскрыли истину. Он был мертв. Трясясь как от холода, так и от страха, молодой капитан повернулся к Стимсону, чтоб посмотреть, успел ли он развести огонь.

Стимсон положил на дрова побольше полотна, напитанного жиром, и поставил в середину лампу. Этот опыт удался. Мало-по-малу дерево, находившееся на очаге, начало отходить; стало показываться пламя, К счастью, нашли меха и раздули огонь.

Каюта была так мала, так узка и так загромождена, что почти тотчас же заметили перемену атмосферы. Посмотрев на термометр, Росвель увидел, что ртуть значительно расширилась и уже поднялась из шарика вверх по трубочке.

В этуто минуту с одной из постелей послышался слабый голос.

— Гарнер, — говорил этот голос, — если вы имеете жалость к человеческому существу, находящемуся в страшном положении, так дайте мне глоток кофе, чтоб согреться. Ах! Как приятен его запах, и как он должен быть хорош для желудка! Я три дня ничего не ел.

Это был Дагге.

Росвель поспешил к нему на помощь. К счастью, был горячий кофе. Дагге дали два или три глотка этой жидкости, и его голос тотчас же сделался белее бодрым.

— Мне очень плохо, Гарнер, — сказал капитан Дагге, — и я боюсь, что мы все здесь находимся в одинаковом положении. Я боролся с холодом, но мне пришлось уступить.

— Сколько осталось ваших людей, Дагге? Скажите нам, где мы найдем их?

— Я думаю, Росвель, что им больше ничего не нужно. Второй офицер и два матроса сидели в каюте, когда я бросился на постель, и думаю, что они умерли. Я уговаривал их также лечь, но сон уже овладел ими.

— В каюте трое, которые не нуждаются в помощи, потому что замерзли. Но должны же быть еще!.. Я вижу еще двух на постелях. Что ты скажешь об этом малом, Стимсон?

— Он на волосок от смерти.

Это был молодой человек, по имени Лев, один из самых красивых и самых сильных людей экипажа. Осматривая его, нашли, что ни одна часть его тела еще не замерзла совершенно, хотя кровообращение было готово остановиться, и довольно было одного часа подобного холода, чтобы он был мертв. Осматривая Дагге, Росвель ужаснулся от сделанного им открытия: ноги, голени, руки несчастного виньярдского капитана были столь же тверды, как льдины. Росвель тотчас же послал за снегом, чтобы оттереть больных. Мертвых вынесли из каюты и положили на лед.

Экипаж «Морского Льва» из Виньярда состоял из пятнадцати матросов, — одним меньше, чем на другой шхуне.