Больше того. Ему припишут все вполне вероятные, с точки зрения ходячей морали, грехи. Ему предъявят обвинение в убийстве зятя м сестры, с целью завладеть полностью ворованными деньгами. Его представят чудовищем. Никто и не подумает обыскать Резиденцию и близлежащий поселок, опросить бродяг… Голова Доминики потихоньку сползала с подушки; кулаки разжимались, словно невинные цветы. Она так далеко от него. Может, она видит во сне другого мужчину? Только от нее одной могло бы исходить его благополучие… Доминика! Он шептал, потому что тишина стала невыносимой. «Доминика! Я сказал, что люблю тебя… Может, это и неправда… потому что я никогда еще никого не любил… хоть этому я здесь научусь… Но я не хочу, чтоб ты беспокоилась из–за меня… Ты уедешь… Я не увижу от тебя ничего, кроме гнева, презрения да, в конце концов жалости… Это много! С этой ночи, пройдет столько других ночей, тюремных ночей. У меня останутся лишь воспоминания. Я смотрю на тебя… у тебя дрожит щека, и я сотни раз буду представлять себе эту дрожь. Я буду видеть тебя, ночь за ночью, блестящий на твоих зубах лучик света… Я сиделка у твоей постели, Доминика… и я мертвец!» Ему следовало до бесконечности задержать это мгновение, собрать все истины, исходящие из глубины души, которые, возможно, могли бы материализоваться во что–то, но все кружилось у него в голове. Он устал, ужасно устал; он почувствовал, как ускользает сознание. Когда он снова открыл глаза, она склонилась над ним и, казалось, о чем–то спрашивала его неподвижное лицо. Может, она еще не до конца удостоверилась?… Он мгновенно все вспомнил.

— Очевидно, — сказал он, — я мог с кем–нибудь договориться об убийстве сестры… Кто знает, может быть, здесь, рядом, живет мой сообщник?… Вы же об этом подумали, сознайтесь!

Она поколебалась, потом пожала плечами.

— Я, — продолжал он, — долго думал. Если откроется, что мертвец — Мерибель, — мы скоро узнаем, — я сдамся. В поселке есть полицейский участок.

Она снова пожала плечами.

— Или даже, — продолжал он, — вы, уезжая, заявите в полицию. Надо только позвонить, не называя себя. Вы скажете, где я. За мной приедут. Это лучший выход; единственный для вас способ избежать неприятностей.

— За кого вы меня принимаете? — сказала она. — Я была здесь, когда убили вашу сестру. Вам необходимо мое свидетельство. Вы считаете, я могу сесть в самолет и забыть о вас?

— Я не хочу, чтоб вы впутывались в это дело.

— Это вы меня в него впутали. Тем хуже для вас.

— Посмотрим.

— И так видно.

Севр поднялся. У него чуть–чуть кружилась голова. Он прошел через гостиную и прихожую, вынул из кармана связку ключей, вставил один из них в скважину.

— Вы свободны, — произнес он. — Я оставлю ключ в двери.

— Спасибо. Но я не тороплюсь… Чашку кофе? Так значит, они вечно будут противниками. Куда девалась мирная гармония ночи? Севр чуть было не схватил чемодан и не убежал. Но вдруг, каким–нибудь невероятным чудом, вскрытие не даст никакого результата? Доминика протянула ему дымящуюся чашку. Он почти против воли взял ее. И вновь потянулось ожидание. Доминика забралась на диван, чтоб ясно показать, что не собирается уезжать.