— Уехал? — безразлично переспросила Фреда.

— Да, уехал, и вы возвращаетесь со мной в гостиницу. В такую погоду вам не перенести путешествия на поезде.

Фреда чувствовала, что сейчас закричит.

— Ради бога, перестаньте меня опекать! Я не вернусь в гостиницу, я еду домой.

— Что ж, полагаю, мне не удастся заставить вас внять голосу разума. Я понимаю ваши чувства, но…

— Ничего вы не понимаете, — выпалила она. — Я…

Равнодушный голос диктора прервал ее речь, которая, скорее всего, стала бы душераздирающим признанием в любви:

— «Вниманию всех пассажиров! Путь между этой станцией и Ноттингемом занесен снегом. Работают все снегоуборочные машины. О продолжении движения поездов будет объявлено особо. Британская железная дорога приносит извинения за причиненные вам неудобства».

Морис помог Фреде встать.

— Ну вот, вы убедились, что ехать сейчас нельзя? Давайте я отнесу вас к машине!

Она резко отстранилась от него:

— Пожалуйста, не надо. На этот раз я пойду сама!

Фреда понимала, что если она снова окажется у Мориса на руках, то не сможет преодолеть искушения обвить руками его шею, тем самым выдав свою любовь к нему.

Обратный путь до гостиницы казался Фреде невероятно долгим. Выйдя из машины, она сразу же попросила Мориса отвести ее в номер, и он поднялся вместе с ней на ее этаж. Открыв перед ней дверь номера, Морис заглянул туда, чтобы посмотреть, все ли в порядке, и спокойно сказал:

— Я закажу вам чай.

— Чай? Я не хочу чаю, спасибо.

— А по-моему, вам нужно выпить чаю и лечь в постель.

— Морис… пожалуйста!

Он положил руку ей на плечо.

— У вас сейчас очень непростое время, Фреда, но скоро все пройдет. Прерванный роман…

— Да не было никакого прерванного романа! Боб действительно однажды попросил меня стать его женой, но я не знала, что ему ответить. Теперь я уверена…

Морис схватил ее за руки.

— Вы хотите сказать, что не были даже неофициально помолвлены?

— Именно это я и хочу сказать. А что? Вам-то какое до этого дело?

Фреда отпрянула от него. Губы у нее дрожали, слезы готовы были брызнуть из глаз. Его сочувствие и забота стали для нее просто невыносимы. Она приложила руку к губам, но плечи у нее тряслись, и она понимала, что вот-вот потеряет контроль над собой.

И вдруг она оказалась в объятиях Мориса. Он крепко прижал ее к себе, быстро бормоча:

— Не плачь, дорогая! Я не могу смотреть, как ты плачешь! Я люблю тебя! Прими это немногое, если можешь!

По-прежнему смущенная, Фреда прижалась к нему. Он опять предлагает ей сочувствие, в то время как ей нужна его любовь, а не сочувствие. Вся его любовь, а не малая ее толика. А ведь если существует Мона, даже обыкновенная дружба невозможна.

— А как, по-вашему, ко всему этому отнесется Мона? — дрожащим голосом спросила она, едва понимая, что говорит.

— Мона? — Морис удивленно воззрился на Фреду. — А она-то тут при чем?

— При всем. Отпустите меня, Морис… пожалуйста.

Но он крепко держал ее за плечи.

— Ответь мне на один вопрос. Поскольку ты сказала, что не любишь Боба Арнольда, могу ли я надеяться, что ты испытываешь ко мне хоть какие-то чувства?

Она непонимающим взглядом смотрела на него.

— Ты так слеп? Тебе нужно, чтобы я выложила тебе все прямым текстом?

— Да! Да, нужно! А еще мне интересно, почему ты заговорила о Моне.