Усатый промолчал. Он не сводил с меня глаз и решал мою судьбу.

– В ментовке спрятаться решил? – спросил он. – Думал, не достанем?

Мне понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить вопрос, но Пацан ждать не захотел, ткнул мне под ребро пулеметным стволом и с ненавистью процедил:

– Ну, чего молчишь, как сушеный суслик?

– Думаю, как ответить на ваш вопрос.

– И как, надумал? – поинтересовался Пацан.

– Лучше в гробу прятаться, чем в ментовке, – убежденно ответил я.

– Это ты верно подметил, – похвалил Пацан.

– Мне нравится этот парень, – заметил усатый и принялся подкручивать кончик уса, словно заводное колесико механических часов. – Яхта где, остроумный ты наш?

– В море, – не задумываясь, ответил я.

У усатого нервно дернулась щека. Похоже, первоначальное мнение обо мне у него стало меняться. Он перестал заводить часы и стал царапать ногтем висок.

– А точнее?

– А зачем вам яхта? – начал я вбивать в сознание усатого клин сомнения. – Поздно уже! Гаек в аварийном контейнере уже нет, а шторм такой, что яхту вот-вот выбросит на берег, и конец ее бесславному плаванию!

У усатого дернулась вторая щека, когда я упомянул про гайки. Пацан засопел за моей спиной.

– Откуда ты знаешь, что гаек нет? – проявил осторожное любопытство усатый.

– А я был на яхте вчера вечером. Привозил врача для Игната. Парень приболел немного…

Пацан и усатый переглянулись. Усатый шмыгнул носом, затем хлопнул себя по ляжкам, словно принял окончательное решение о моем расстреле.

– Ты нам мозги не пудри, парень, – доброжелательно посоветовал он. – И не таким рога скручивали… О чем ты еще Дзюбе докладывал?

– Что значит «о чем еще»? – обиженно произнес я и подумал, что на союзников Дзюбы эти парни не очень похожи.

– О гайках, о больном Игнате, – нетерпеливо перечислил усатый. – А еще о чем?

– Как раз о гайках ни слова не было сказано, – усмехнулся я. – Мы говорили о моей девчонке.

Усатый поморщился, будто выпил некачественной водки.

– О какой еще девчонке?

– Об Ирине Гончаровой. Ее обвинили в поджоге «Горки» и посадили в «обезьянник» городского управления МВД. Пока я ее оттуда не вытащу, никаких разговоров ни с Дзюбой, ни с вами не будет.

Усатый смотрел на меня так, словно он был экзаменатором театрального училища, а я – бездарным абитуриентом.

– Мгм… – промычал он и кивнул. – В «обезьянник»… Понимаю. А кому он поручил вести яхту?

– Да при чем здесь яхта? Не говорили мы о ней! – устало произнес я. – Что вы заладили одно и то же! Я к «Галсу» не имею никакого отношения! Сотый раз повторяю, что попал на яхту случайно.

– И вчера вечером тоже попал туда случайно? – со злой иронией уточнил усатый.

– Не мог же я бросить раненого парня на произвол судьбы!

– Не ври, картонка бумажная! – вдруг сорвался на крик Пацан и рванул рычаг пулеметного затвора. – Ты должен был заменить Игната! Ты собирался вместо него управлять яхтой! Я прав, мокрица поносная? Отвечай, а то пристрелю!

– Да! – рявкнул я с такой силой, что на голове Пацана зашевелились волосы. – Да, я собирался управлять яхтой! Сначала в одну сторону повернуть штурвал, чтобы яхта пошла бейдевинд, потом перевести ее в бакштаг и, наконец, замутить штирборд, чтобы точно попасть бушпритом в твою глупую голову!

Усатый в ярости врезал кулаком по тумбочке.