Изменить размер шрифта - +
 — Заваривайте!

Капитан отвел Боби в свой угол, усадил на постель.

— Я говорил о тебе с Фатьмой…

Глаза у Капитана округлились.

— Обо мне? Что она сказала?

Боби бил без промаха:

— Рассказал ей твою историю! Она была поражена!

— Сказал, что я был капитаном?

— А как же, Капитан!

— Сказал, что плавал не на пароходике через Босфор, а в Марсель, в Германию, в Россию?

— Все рассказал. На других заключенных не похож, говорю. Бельишко его как следует выстирай, выгладь, он не обидит.

— А она что?

— Для такого молодца, говорит, белье стирать — большая честь!

Хеттская статуя ожила. Капитан встал, снова сел и рявкнул на всю камеру:

— А ну поскорей заваривайте чай, да покрепче!

Скала шепнул на ухо Куриному:

— Договорились они о чем-то. Но о чем?

Куриный насыпал чай для заварки, кивнул:

— И мне так кажется. А о чем, кто их знает…

— Такое меня зло берет на Боби!

— И меня тоже!

К ним подсели Измирец и Бетон:

— Послушай, Скала, что-то нечисто у Боби с Капитаном, ей-богу!

— Вот и мы говорим.

— Забрал он Капитана в руки.

— Это точно!

— Лишь бы все это на нас не отыгралось…

— Чего вы там шепчетесь? Разойдись! — приказал Капитан.

— Оставь их в покое! — сказал Боби. — У нас свои дела. До сего дня я один носил белье к этой бабе от Сёлезли, Сулейман-бея и других. Обо всех ей рассказывал, но она ни о ком так не расспрашивала, как о тебе. А если я ей скажу: Капитан, мол, сохнет по тебе, написала бы ему письмо…

— И написала бы?

— Почти уверен.

— Ах, если б написала!..

— Что я буду за это иметь?

— Все отдам! Глаза мои возьми, сердце!

— Ладно, понадобятся — возьму. А пока пусть глаза да сердце тебе послужат. Рассчитаемся лучше монетой. Согласен?

Капитан вытащил из черных саржевых шаровар пачку денег, положил перед Боби.

— Бери сколько хочешь!

Боби деликатно взял две десятки.

— Одна — мне, другая — Фатьме!

Услышав имя Фатьмы, Капитан вскинулся:

— Ни в жизнь! Ей — пятьдесят! На, передай!

— Молодец! Сразу видно, человек ты обходительный.

Боби сунул деньги в карман. Выпил чай и был таков.

Ночью, когда тюрьма погрузилась в сон, Боби взялся за перо.

«Возлюбленный мой падишах!

Ночью ты — в моих снах, днем — в моих мечтах. Я тебя так люблю! Прослышав о твоей славе, изнемогаю от страсти. Душу свою готова отдать за такого джигита. Если ты меня любишь, то не оставишь без милости своей. Прикладываю к глазам и целую твою рубашку. Да соединит нас однажды аллах! Аминь».

Он сложил записку. Вместо печати с четырех сторон прожег сигаретой четыре дырки и сунул в карман. Завтра надушит и вместе с чистым, выстиранным бельем передаст Капитану.

Он лег. Во сне ему привиделся публичный дом. Каждую субботу под предлогом посещения больницы он получал у начальника пропуск и отправлялся в город, в публичный дом, где проводил время с Неджлой. Она была его землячкой, из Мустафа-паши. Он познакомился с ней в публичном доме.

Утром, проснувшись, Боби сладко потянулся:

— Ох!

— Тпру! — рявкнул на него заядлый курильщик опиума Коротышка Али. Боби расплылся в улыбке:

— Во сне с бабой спать еще приятней…

— Ах, вот оно что!

Бывший староста Рамазан схватил чайник:

— Вставай, парень! Марш в баню!

Боби выскочил из постели, натянул штаны.

Быстрый переход