— Грузовик!
— Изволь?
— Тридцать пять лет разницы — это много?
— Нет, дорогой, что ты.
— Для такого мужчины, как я…
— Это не много.
— Грузовик!
— Изволь?
— Как относятся к нам наши жены?
— Молятся на нас.
— Но ведь ты не был женат?
— Ну и что?
— А если б женился и жена у тебя была молоденькая?
— Все равно молилась бы на меня.
— А если б тебе предстояло сидеть в тюрьме долгие годы?
— Все равно!
Еще одна фотография.
— Тут мы сняты во время помолвки…
Толстая пачка, не меньше сотни карточек: во время помолвки, после свадьбы, через неделю после первой брачной ночи, через десять дней, через две недели, через месяц, через два, через полгода…
— Грузовик!
— Жена у меня — грузинка!
— Знаю. Грузинки — верные жены.
— Браво! Верные жены — грузинки, не так ли?
— Верные.
— А если их мужу сидеть в тюрьме всю жизнь?
— Все равно больше замуж не выйдут.
— Повтори, Грузовик, повтори! Какие жены грузинки?
— Верные.
— Гляди, Грузовик! Видишь подушку?
— Вижу.
— Сама кружева вязала, цветочки своей рукой вышила. Подушка, на которой мы спали свою первую ночь. Впрочем, ты знаешь, я говорил… Впитала запах моей жены. Если б ты был женат и жена у тебя была такая же молоденькая, как у меня…
— И я попал бы в тюрьму…
— Вот именно, Грузовик! Что тогда?
— Я бы рехнулся!
— А если жена у тебя была бы грузинкой?
— Тогда дело другое…
В мире шла война.
Ангел смерти Азраил, воплотившись в танки, пушки и самолеты, заливал кровью Европу. В печах сжигали миллионы людей, их прах развеивали по ветру! В мире шла война. Свирепствовал голод. И наживалась за счет голодных торжествующая сытость. Откормленные, толстые господа взбирались на трибуны и лгали, натравливая друг на друга народы.
В мире шла война. Работали радиостанции и ротационные машины, прославлявшие бойню. Во имя Азраила источали ложь газеты и радио. И немало людей поддалось этой лжи. Среди них был и Селяхеттин-бей, крохотный человечек с усиками а-ля Гитлер, в сверкающих лакированных сапожках. Маленький чиновник лесного ведомства, волею судеб оказавшийся хозяином одного из огромных лесов Анатолии, где кроны зеленых великанов раскачивались под ветром, как океанские волны.
В мире свирепствовала война, а в Турции — черный рынок. Жалованье? Да что оно значило для Селяхеттин-бея, если черный рынок приносил ему толстые пачки денег, обеспечивал икрой и виски, сверкающими сапожками и костюмами из английского бостона?! Правительство? Государство? Плевать он хотел на них. Сам черт стал ему не брат.
Требовалось от него немного — смотреть сквозь пальцы на воровскую рубку леса. Лунными и темными, дождливыми и ясными ночами падали на землю деревья, скрипели повозки. Дельцы загребали миллионы. Кто смел, тот и съел.
Оказался не промах и ничтожный Селяхеттин-бей с усиками под Адольфа Гитлера. Не в сотнях лир жалованья, в тысячах лир взяток исчислял он свои доходы. Деньги вскружили ему голову: что хочу, мол, то и ворочу. Кто мог ему помешать в его сорок пять лет жениться на четырнадцатилетней девчонке, да к тому же еще грузинке?!
Опьяненный свежестью этой девочки, одурманенный вином, Селяхеттин-бей совсем потерял голову. И однажды, нахлеставшись вином до потери сознания, сел на лесной окраине в поезд, который шел на Стамбул. |