Одна за другой подошли две машины, забрав из очереди десять человек. Среди счастливчиков оказался и толстяк в черепаховых очках. Должно быть, он обожает омлет, жаркое, фаршированные баклажаны и живет лишь для того, чтобы есть. Какой-нибудь председатель вилайетского или окружного отделения одной из правящих партий. Как бы там ни было — близкий к сильным мира сего. Такой не привык, подобно «босякам», утруждать свою смертную душу и умеет устроить свои дела раньше других. Пока я обдумывал это как тему для рассказа, подошла еще одна машина. Сели наконец мы, следующие пять человек из очереди. Холодно. Все дышат в ладони, согревая руки. Из приемника льется веселая танцевальная мелодия. Миновали мост. У мечети Ениджами попали в пробку. Попробуй проехать. Стоим почти у самого светофора. Зажегся зеленый свет. Сдвинувшись с места, машина вдруг резко тормозит.

— Ослеп, что ли? — кричит прохожий с мостовой.

— А ты куда лезешь, развалина? — орет шофер.

Начинается перепалка. В это время зажегся красный свет.

Наша машина рванулась вперед. И если бы прохожий не увернулся, быть ему под нашими колесами. «Развалина» грозит кулаком. Шофер доволен.

— А ну, жми, развалина! — кричит он.

Быстро миновав Бахчекапы, бывшее министерство юстиции, улицу Анкары, добираемся до губернаторства. Как раз в этот момент кончается танцевальная мелодия. Диктор, словно испугавшись чего-то, объявляет:

— Сейчас прозвучит музыка Рахманинова…

Шофер с раздражением выключает приемник. Я не нашел в этом ничего странного, ведь многие не любят классическую музыку. Но сидевший справа от меня мужчина спросил:

— Почему вы выключили радио?

Шофер взглянул на него в зеркальце:

— А что мы с тобой понимаем в Рахманинове?

Мужчина обиделся:

— Ты, может, и не понимаешь…

Шофер оборачивается:

— Разбираешься, значит.

— И тебе неплохо бы разбираться!

— Зачем?

— Машина, управляя которой ты зарабатываешь на хлеб, имеет отношение к системе знаний. Вот зачем!

Шофер промолчал, казалось, он был даже немного напуган.

— Что поделаешь, господин. Не понимаю я в этом ничего. Известное дело, для этого нужно учиться.

— Дело скорее не в образовании, а в привычке. Еще не началась музыка, а ты уже выключаешь. Конечно, никогда не сможешь понять. А не поняв, разве полюбишь? И потом, зачем это ты навешал на зеркало всякую ерунду — голубые бусы, черепаховый панцирь?

Сидевший рядом со мной мужчина усмехнулся:

— От сглаза.

— Если бы тот, кто делал машину, считал, что без всего этого не обойдешься, то нацепил бы все эти штучки еще на заводе.

В Чагалоглу он вышел.

— Умник, — сказал, глядя ему вслед, шофер.

— Чего же ты ему это не сказал в лицо? — спросил я.

Он смутился:

— Кто его знает, брат. Может, он из полиции или из командосов. Зачем лезть на рожон?

Братская доля

Перевод С. Утургаури

Сиверекиец, запыхавшись, ворвался в кофейню.

— Ага! — закричал он, обращаясь к игравшему в карты хамалбаши — старшине грузчиков. — На складе работают другие грузчики!

— Не может быть, брат, — хладнокровно сказал старшина.

Сиверекиец опешил. Он был уверен, что, услышав такое, хамалбаши бросит карты и выскочит из-за стола.

— Ослепнуть мне, ага, если я вру…

— Мы же сторговались по две с половиной лиры за тонну и должны завтра утром начать работу.