Пётр стоял и прислушивался. Изнутри, как и следовало ожидать, никто не отзывался. Саша прошёлся вдоль фасада, потрогал калитку: тоже заперта.

— Ну, пошли; нету тут никого.

— Я хочу внутрь попасть.

— Зачем?

— Не знаю… Поглядеть ещё раз, напоследок, как она здесь жила. На тахте её посидеть, в её окно на сад выглянуть. Понимаешь?

— Нет. Но пособить могу, ежели хочешь.

— Чем?

— Никогда не видал, как я дырбасы отворяю? Ну, смотри. И учись!

Батырь подошёл к парадному, примерился и резко навалился на дверь плечом. Та подрожала немного под мощным напором и приоткрылась.

— Во! Засов своротил. Ай да я! Ну, чего ждёшь? Иди на свою тахту!

Пётр на секунду замешкался — неудобно подламывать чужой дом! Но сегодня был такой день, что дозволялось любое безобразие. Всё равно или чернь, или французы скоро сделают это… И он вошёл внутрь. Обширная передняя, богато украшенная лепниной, была ему хорошо знакома. Дубовые, обитые красным плюшем, диваны. Бронзовая люстра на двенадцать свечей. И широкая мраморная лестница со статуями вакханок по бокам. Всё без изменений. Когда-то ему тут приветливо улыбались, принимали шинель, вели наверх…

Прилив воспоминаний прервал какой-то звук на втором этаже. Ахлестышев насторожился и бегом взлетел по лестнице. Грабители? Или остался кто-то из слуг? Тут из-за портьеры осторожно высунулось девичье лицо. Незваный гость поразился: это была камеристка Ольги, дворовая девушка Евникия.

— Ты что тут делаешь, Ева? Разве ты не уехала с барыней?

— Пётр Серафимович? Ой, святые угодники! А мы уж думали, французы лезут! А почему вы в таком платье? Да не один; а человек-то при вас, прости Господи…

— Я ничего, я смирный, — ободрил служанку Саша-Батырь.

— Евникия, да кто же там? Объясни, наконец! — раздался из анфилады до боли знакомый голос, и на площадку вышла… Ольга!

Ахлестышева словно обухом ударили по голове. Он смотрел в прекрасное лицо своей бывшей невесты и не знал, как быть. Зачем она здесь? И что теперь делать? Хочется подойти и обнять — но нельзя. Она теперь княгиня Шехонская, а он беглый преступник. Меж ними стена… Но всё равно счастье, что Ольга здесь, что он её видит! Нежданное счастье, награда за то, что он так рвался сюда.

— Пётр?! Как ты здесь оказался?

— Почему ты не уехала?

— Тебя отпустили?

— Почему ты не уехала? Ты представляешь, какой ужас сейчас здесь начнётся?

— Муж обещал прислать за мной экипаж, но что-то произошло. Экипаж не прибыл.

— Ах, так князя здесь нет? На себя ему экипажа хватило! Узнаю характер!

— Не надо так говорить. Идёт война. Обстоятельства могут оказаться сильнее воли человека.

— Обстоятельства? А какие у князя могут быть непреодолимые обстоятельства? Все лошади разом охромели? Дворня поголовно вымерла? Я сбежал из тюрьмы, пробился сквозь шайки мародёров и пришёл сюда. Мне ничто не помешало. А что помешало ему вывезти из отданного на поругание города собственную жену? Сказать, что?

Ольга опустила глаза.

— Князинька нарочно не прислал экипаж. Ему сейчас больше улыбается стать богатым вдовцом! Ведь родовым капиталом Барыковых управляешь ты — пока жива, не правда ли?

Шехонская мотнулась, словно её ударили.

— Не говори о нём так! Твоё суждение — от ущемлённого самолюбия. Подозрение, которое ты высказал, слишком страшное; мой… супруг не способен на такое.