Завернул деньги в газету, а газету сунул в бумажный пакет из-под сахара, который валялся тут же, на полу.
Четверть часа они с Антоном ловили такси, возвращались в одной машине, — по пути. Антон задремал сзади, а когда проснулся, — потерял очки и долго шарил руками под сидением. Наконец, протер стекла платком и сказал, что через пару недель на общем собрании пайщиков он предложит включить Бориса и его очаровательную супругу в кооператив "Заря". Дело, можно сказать, формальное, считай, что сделано. Тогда можно будет внести первый взнос и подождать окончания строительства.
— Кстати, почему ваш тесть не может как-то помочь с квартирой?
— Он считает, что человек должен сам о себе заботиться, — ответил Борис. — Не надеяться ни на кого. Он выбился из самых низов. Отца не помнит. Вырос в рабочем поселке, мать торговала в лавке. Ушел на фронт мальчишкой. Служил в десанте. Во время первой боевой операции в тыл немцев забросили шесть сотен бойцов. Надо было выполнить задание и выйти к своим. Вернулось трое. Тесть получил орден. По-моему та война убила в нем все человеческое. Не все, но что-то очень важное. Дети для него немногое значат. И деньги тоже. У него на первом месте — карьера. Близость к власти. Еще, может быть, — женщины. Я не попросил у него стакан воды, даже если бы умирал от жажды… Хотя, он бы все равно не принес.
Антон не дослушал, снова уснул, очки сползли на кончик носа и упали. В эту минуту Борис подумал, что напрасно взял деньги, поторопился. Нельзя было связываться с этими людьми. Он постарался успокоить себя мыслью, что скоро получит машину и забудет, как звали новых знакомых, но почему-то легче не стало.
Глава 12
К дому Вики Блохиной в Новых Черемушках подъехали под вечер. У подъезда стояла машина с оперативниками, которые вели наблюдение с утра. В салоне сидели два крепких парня и слушали радио. Старший доложил Гончару, что Вика выходила в полдень, провела около часа в парикмахерской, — это рядом, — и вернулась. Видимо, сейчас собирается на работу. Пока Гончар слушал доклад и задавал вопросы, Стас Лыков стоял возле машины и разглядывал окрестности. Впереди новостройка, башня в двенадцать этажей, где жила Вика, справа и слева пустыри, перекопанные экскаваторами, там, за заборами, начинали новые стройки.
Город накрыли первые сумерки, вдалеке грохотал гром, долетал запах дождя, но гроза, кажется, пройдет стороной. Гончар закончил разговор, кивнул Стасу, они вошли в подъезд и лифтом поднялись на последний этаж. Здесь пахло свежей краской и обойным клеем. Гончар минуту постоял перед дверью, прислушиваясь к звукам, потом нажал кнопку звонка. Дверь открылась на длину цепочки, Гончар раскрыл удостоверение и сказал.
— Комитет госбезопасности, открывай.
Вика распахнула дверь, пропустила незваных гостей в прихожую. Это была выразительная брюнетка с большими зелеными глазами и чувственными губами. На Вике было синее вечернее платье с глубоким вырезом, на ногах серебряные туфельки, — если фотографию такой девочки поместить на обложку журнала "Работница", тираж раскупят за полчаса. Она побледнела и заволновалась, не зная, как себя вести. Стас заглянул в комнату, на балкон, на кухню и в ванную, убедился, что в квартире никого.
Гончар быстро успокоил хозяйку. Сказал, что разговор — не официальный, а доверительный, почти дружеский. Они зададут несколько вопросов об одном иностранце, с котором Вика познакомилась недавно, — и на этом все. Разумеется, от нее ждут только правдивых ответов. Одно слово вранья — и обижаться будет не на кого. Разговор продолжится в казенном доме, а дальше — Вику лишат московской прописки и этой вот новой квартиры тоже лишат, и вытряхнут из города за сто первый километр. В тех местах иностранцев нет, Вике придется устроиться на тяжелую работу, скажем, подсобной рабочей в баню или землекопом, ну, чтобы себя прокормить. |