Действовал Доннер в нем!
21
Вопль – грудной, дикий, охрипший: вопль женщины лет сорока; так рождают еще не рождавшие, сорокалетние женщины.
Дверь в коридоре открылася; и – электричество вспыхнуло; высунулась голова Вулеву в папильотках – одна голова; вероятно, просунул ее на метле кто-нибудь, потому что сама Вулеву-то – уехала; нет, – вот рука со свечой; вот – сама Вулеву.
Никуда не уехала: сделала вид, что уехала (в этом обмане была ее хитрость: с поличным поймать «негодяя» Мандро).
Я видал, как бросается курица к чучелу ястреба; курица прыгает: чучело бьет; оно – валится: курица же прыгает, курица крыльями бьет.
Так метнулась на вопль Вулеву:
– Негодяй! Затряслась папильотками.
– А!
С нее сыпалась пудра:
– Скорей… Помогите!
В растерзанной кофте и в съерзнувшей набок юбчонке протопала серыми пятками прямо под дверь, распахнувшуюся в то ж мгновение настежь, – и стукнулась лбом о Мандро:
– А?
– Как?
– Так!
– Не уехали?
С подрасцарапанным носом, с которого капала кровь, с головой, провалившейся в плечи, со смятой манишкой, откуда власатилась грудь (бровь – ершом, бакенбарда – проклочена), в смятом жилете, откуда выглядывал хлястик, он выскочил.
Но, увидав Вулеву, отскочил и присел.
– Я…
– Ну?
– Видите ли…
– Да, я вижу…
– Тут… видите ли…
Заплясала по-волчьи отпавшая челюсть: так пляшет она в миг убийств – у убийц.
Взголосила на весь коридор:
– Вы – мерзавец…
Он молча косился испуганным глазом:
– Мерзавец…
– Но, – выслушайте…
Тут рукою взмахнула; и он защищался рукой:
– Успокойтесь: потише, потише…
Ее убоявшись, пошел от нее; но она – впробегушки: за ним.
– Стойте, – вы!…
И, поймав его руку, она ущипнула холодную, потную кисть своей сухенькой черствой ладошкою:
– А… Посягать на честь дочери… Кто-то тогда простонал из-за двери.
– Но – тише… – молил он, поймав ее руки; и – стиснувши: – Тише.
– Вы думаете, – я не видела: видела… Думаете, что не знала: я – знала!… Отъезд мой – ловушка: попались с поличным.
Тогда он схватился за голову, бухнулся в ноги ей:
– Не погубите меня…
Она выслушала, да как гаркнет:
– Эй, люди!
Вскочил: и, облапив, тащил в кабинет – объясняться: она – вырывалась; и – слушалось:
– Кровосмеситель.
– Не надо!…
– Не думайте, что…
– Заплачу…
– …эта гадость пройдет безнаказанно…
– Сколько хотите?
– Припомните Люсю, припомните Надю, припомните Дашу…
– Сто тысяч…
– Полиции будет известно – все, все…
Увидав в глубине коридора прислугу бежавшую, он, оторвавши ее от себя, шибанул головой о косяк; и – защелкнулся там: у себя в кабинете.
– Гли, гли-ко!
– Ведь – барышня…
– Что ж это с нею?
– Дуреха, – не знаешь! – сурово отрезал лакей.
– А рубаха-то, – ишь ты…
– Разорвана!…
Бледный Василий Дергушин скулой задрожал:
– И за это пойдет он в Сибирь. |