|
Он нашептывал: – Коли погоните, буду шататься замокою! Вдруг показалось профессору, что Вишняковым он узнан; ему подмигнуло значительно очень портновское око с синяво-сереющей кучи взопрелого мусора: Тартаттрарары! Гром: песнь – рухнула; без продолженья; кидалась седая старуха космой: на кого-то: – Была проституткою я: а теперь я – спасаюсь! Линявый чиновник казенной палаты ветшел рядом с нею. Излаялся вдруг барабан: – Джам! Взблеснула литавра. – Бамбан! Задубасила палка с помпоном. Тогда Кавалькас исступленно воспятил глаза и воспятил худую, изжелклую руку под меркшее все; его шест колыхался полотнищем желтым; и – черною вскрикою. – Я, Кавалькас, Людвиг Августович. Я – был с носом: показывался из-за роста в Берлинском Паноптикуме. Я – был с носом: остался – без носа. – Лишил меня носа господь!… – Но я – радость нашел. – И как сказано: коли десница тебя соблазняет, ее – отсеки… – Коли око в соблазн тебя вводит, то – вырви… От тучи все серое зазеленилось мертвеющим отсветом в лицах; и в лиц выраженье стоял мертвый страх. Озорник отыскался; выкрикивал: – Нос соблазнял, дескать: взял, да и вырвал! – Ты ври, да не очень-то!… Женщина – заголосила: – Что ж, он проповедует носа лишение? Грибиков – не удержался; и – выщипнул в фортку: – Сам вшонок, а как зазнается! – За это и бить его! Карлик с желтевшим плакатом, воздетым на палку, – свое: – Сестры, братья! – Хотя я без носа, однако я – жив! Небо – надвое треснуло красным зигзагом; и тотчас, как пушечный выстрел, гром, молния – вместе! Все – вприпуски тут!
15
Косохлест замочил подоконники; там горизонтище злел, – чернозубый: фабричные трубы – на желтом на всем! Чуть не кланялся в пояс Мордан; и подумалось: – Чорт подери, – дограбастался все-таки он до квартиры! Сам – вел; оставалось – одно: – Э, ну, что там – входите! Старик же во вспыхе лиловом глазами, укрытыми стеклами, – сжульничал; крыша листами железными грохнула в ветре. И – гром!
Странно: гиблемым выглядел собственный дом! Прививаясь к профессору, вкрадчивым влазнем вошел дед Мордан; он глядел волколисом; дручил своим видом (дручение это давно началось); охватили – безутолочи; забеспокоился что-то по комнатам дедушка; из-за страхованием веяло (в каждом углу из теней страховщик поглядел, там сидевший). «Щелк-щелк» – электричество вдруг осветило Мор-дана; он дылдил из тьмы коридора, и черную яму беззубо показывал, – вовсе не рот; «щелк-щелк-щелк» – электричество! Все – село в темь. Этот вбеглый старик беспокоил все более, напоминая профессору «тот» силуэт; он – всамделишный ли; или, или, – что «или»? Вспых: пауза… гром! Вся квартира стояла в чехлах несволочных; затопали безупокоями комнаты; душненький припах стоял нафталина; безутолочи! Было видно в окне: косохлестило над за-бурьянившим двориком. – Экий жердило! Как будто пришел – окончательно с ним поселиться; и руки свои потирал и вывертывал шею из груди, как мышь озираясь. Пройдяся вилявой походкой по темно-лиловой гостиной, он с видом нехитрым разглядывал долго гравюры и даже – прочел под одною: «Laboraetora»! – Эх, эх, что за деи и что за затеи! Но адресовалися взоры его не туда; и не то он разглядывал. |
